Впрочем, возможно, время летело быстро и совсем по иной причине…

За свою не столь и долгую жизнь Сергей ухитрился избежать серьезных романов, обходясь краткосрочными увлечениями разной степени влюбленности, не обязывающими обоих ни к чему серьезному. Да и когда было, собственно, этим заниматься? Сначала пять лет общевойскового училища, а затем… затем была война. Словно в той древней книге, которую Кобрин прочитал, уже став слушателем академии. На фронт он попал буквально через три месяца после выпуска, приняв под командование сначала штурмовой взвод, а затем, получив капитана, и роту. Более-менее плотно пообщаться с противоположным полом удавалось исключительно урывками, когда родной 42-й мотопехотный отводили на отдых или переформирование на одну из удаленных от фронта тыловых планет. Понятно, что в подобном случае о каких бы то ни было возвышенных чувствах и серьезных отношениях и речи не шло. Да Сергей особенно и не усердствовал, поскольку вовсе не ставил цель в обязательном порядке поскорее обзавестись семьей. Какая уж там семья, когда война идет? Зачем? Чтобы молодая жена рано или поздно получила электронное уведомление с сухой фразой «пал смертью храбрых» или «пропал без вести», пониже украшенной логотипом Минобороны «шапки»? И в одиночку поднимала детей – если таковые имеются? Как будто он не знал, каковы цифры реальных потерь в боевых частях…

Но сейчас все оказалось совершенно по-другому. Возможно, так просто совпало. Или он изменился, став иначе относиться к жизни, но отношения с прапорщиком Ветвицкой все больше и больше входили в некую пока еще неведомую Кобрину фазу. В какой-то момент Сергей внезапно осознал, что уже не столь и молод, чтобы и дальше откладывать ЭТОТ вопрос на потом. И что сейчас, пожалуй, самое время для его решения. Окончательного и бесповоротного, как говорится. Поскольку вместе с опытом и положением где-то глубоко в душе зародились и первые робкие признаки моральной усталости, о которой Сергею уже приходилось слышать от старших товарищей. Раньше это воспринималось как нечто весьма далекое, практически нереальное. Вот только это самое «далекое» и «нереальное» внезапно оказалось куда как ближе, нежели представлялось еще совсем недавно… Если отбросить никому не нужные словеса с прочими красивостями и попытаться сформулировать проще, у уставшего от постоянной ответственности за жизни бойцов и исход боевого задания Кобрина появилось острое желание иметь надежный тыл не только в бою, но и в жизни. Искать спутницу на ночь уже не хотелось – просто не видел смысла, – зато пришел срок найти женщину на всю жизнь…

Ведь если не произойдет ничего непредвиденного, через два года он получит на погоны полковничьи звезды и отправится обратно на войну, которую уже не покинет до самого ее окончания, каким бы оно ни оказалось. И поэтому ему было просто до одури важно, чтобы кто-нибудь ждал его возвращения. Неважно откуда – с нового «Тренажера» или фронта – просто ждал. И нянчил его детей, вечерами рассказывая им наполовину выдуманные истории про героического папку, который обязательно когда-нибудь к ним вернется.

А может быть, так на него подействовала та, другая война, уже давно ставшая его личной, пропитавшая до мозга костей и растворившаяся в самой крови? Всего-то за три погружения в прошлое – сколько он там провел? И месяца в сумме не будет – он увидел столько боли и смерти, столько героизма и самопожертвования, что хватило бы, пожалуй, на несколько жизней. Но, как оно порой и бывает, это лишь подстегнуло его собственную жажду жизни.

Как бы то ни было, отношения с Машей – именно так звали приглянувшуюся Кобрину лаборантку – потихоньку набирали обороты, по мнению майора (которое он пока что держал глубоко при себе) уже давненько перейдя в самую что ни на есть финальную стадию.