|
– Богдан был по-прежнему невозмутим, но в его голосе появились торжествующие нотки. Американца охватили неприятные предчувствия: – Что вы имеете в виду? – Именно то, что сказал. – Рыжеволосый адвокат растянул в усмешке резко очерченные губы, и Бобби с ужасом увидел, что карие глаза собеседника стремительно наливаются зловещим алым светом. – Главная трудность заключалась в том, чтобы ты сам, добровольно, надел перстень. Черный бриллиант на левой руке американца ярко сверкнул, и в этой вспышке сгорело все: замок, яхта, счет в банке, новая жизнь... Сгорело, оставив после себя только мрачную бездну крошечного осколка черного камня на мизинце Бобби. От обиды и разочарования на глазах Дуглас-Хьюма выступили слезы: – Зачем ты это затеял, мерзавец? – Разумеется, не просто так. – Я ухожу! И тут Бобби тряхнуло. Не сильно, не грубо, просто пол ушел из-под ног, и американцу показалось, что он проваливается в глубокий и узкий тоннель. Уши заложило, глаза непроизвольно зажмурились, но длились эти ощущения секунду, Бобби даже не успел испугаться. Когда все закончилось, он стоял на коленях: – Землетрясение! Надо выйти на улицу! Холодный голос Богдана снова был лишен каких бы то ни было эмоций: – Не думаю, что вам это удастся, Роберт. К тому же мы уже на улице. Дуглас-Хьюм поднялся с колен, огляделся, и тяжелый, сосущий страх сковал его душу. Ресторан Кончини исчез. Столики, барная стойка, фигуристая Пэгги, Уолл-стрит за витриной – все, весь привычный мир неведомым образом изменился, уступив место чужому, незнакомому пространству. Стояла глубокая ночь. Бобби находился в центре довольно большой, не менее двадцати футов в диаметре, круглой площадки, нависающей над рекой. Медленно поворачиваясь, Дуглас-Хьюм заметил высокое, красиво подсвеченное здание с острым шпилем, ведущую к нему широкую аллею посреди парка, но больше внимание американца привлекла другая сторона – обрыв, круто ниспадающий к реке. Там, фактически под его ногами, насколько хватал глаз, лежал огромный, ярко освещенный город. В Нью-Йорке Бобби редко выходил из дому после заката и даже не представлял, насколько красивым может быть ночной мегаполис. Широкие улицы, заполненные призрачным светом, причудливые тени деревьев, преобразившиеся под луной здания. Ночью, когда большая часть жителей сладко посапывает в кроватях, город показывает остальным свою душу. – Где я? – хрипло спросил Бобби. – В Москве. – Невозмутимый голос Богдана доносился откуда-то снизу, американец не видел его. – Мы на Воробьевых горах. Высотное здание – университет, чаша под ногами – олимпийский стадион... – Но как, черт возьми, – оборвал адвоката Бобби, – как я здесь оказался?! Он опустил глаза и с удивлением уставился себе под ноги. Площадка, на которой стоял американец, была сделана из черного камня, слабо освещалась тремя факелами, а на ее поверхности были вырезаны многочисленные руны, образующие расходящуюся из центра спираль. – Как я здесь оказался? – упавшим голосом повторил Бобби. – Ты должен был здесь оказаться. Судьба вела тебя. Зловещий перстень впился в палец, и черный бриллиант пронзительно засверкал. – Это сон! Это просто сон! – Бобби попытался сделать шаг, спрыгнуть с площадки, но не смог. Непонятная сила крепко удерживала его точно в центре рунического круга. – Оставьте меня в покое! – Тебе не повезло, Роберт, ты появился на свет не в том месте и не в то время. Голос прозвучал совсем близко, Бобби повернулся и вскрикнул. Человек перед ним был одет в бордовый, свободно ниспадающий до самых пят балахон, расшитый золотыми рунами. Голову Богдана украшал массивный рогатый шлем, покрытый замысловатым узором, из-под которого Бобби видел только нижнюю челюсть и рыцарскую бородку, из глазниц шлема вырывалось зловещее пламя. |
