Родители Лены и Вадима распланировали будущее торжество в малейших деталях. Когда на большой семейный совет вызвали детей, план старшего поколения те отвергли полностью. Свадьбу решено было отмечать дома, кроме бабушек, дедушки и самих родителей – никого из родственников не звать. Друзей Лены и Вадима – только самых близких, не больше, чем по шесть человек. А вот потом, отдельно, устроить праздник у Лениных родителей для тех, кого они пожелают позвать, и спустя неделю то же повторить у родителей Вадима. Дальше в два-три приема, но опять-таки дома, устроить пир для широкого круга друзей Вадима и Лены.

Илона Соломоновна при этом посмотрела на свои руки. Ленина мама перехватила ее взгляд, поняла, что та прикидывает объем готовки, и не очень искренне заверила, – она обязательно поможет.

Лена настояла – никаких машин с куколками, мишками и ленточками, никакой толпы. А Вадим, собственно, и не спорил. Вместе со свидетелями, Димой и Аней, в ЗАГС поехали на троллейбусе. Димка всю дорогу делился с входившими-выходившими информацией о том, что везет друзей под «коммунистический венец». Пассажиры серьезно поздравляли нетипичных жениха и невесту.

Когда расписались, Вадим с Леной выскочили на улицу и, взявшись за руки, направились в сторону дома, не обращая внимания на моросивший дождь со снегом.

– Недалеко – километров пять, – прикинул Вадим. Лена рассмеялась и ответила:

– Надеюсь, нам намного дальше!

Через год родилась дочь.

Денег не хватало категорически. Отец каждую сессию безропотно отсчитывал Вадиму заработанные им на экзаменах купюры, каждый раз вспоминая свою наивность – троечники в школе очень часто становятся в институте отличниками.

Однако Михаил Леонидович был доволен. Вадим продолжал его удивлять. Он вкалывал как проклятый и в институте, и на работе. Помимо Московского пищекомбината, Вадим теперь имел два совместительства. Одно официальное – Мытищинский хлебокомбинат, и второе, естественно, нелегальное, где Вадима оформили ночным сторожем, хотя работал юрисконсультом, – Раменский маслозавод.

Как-то Вадим при отце разбирал свой портфель, и Михаил Леонидович с удивлением увидел, как сын вынимает будильник

– А это что?

– Не поверишь, батя, будильник!

– Не идиотничай! Зачем тебе будильник в портфеле? – недоумевал отец.

– Понимаешь, – Вадим уже не улыбался, – я абсолютно не высыпаюсь. Ну что у меня остается на сон? Пять-шесть часов в лучшем случае. Так я, когда в электричку сажусь, ставлю будильник Если в Мытищи – на двадцать пять минут, а если в Раменское – на сорок пять. Будильник звонит, я просыпаюсь и выскакиваю. Пока добираюсь до места, прихожу в себя.

– А если не зазвонит? – Михаил Леонидович вдруг понял, что его Вадюшка стал серьезным мужиком. Когда это произошло? Кем было заложено? Вроде ни он, ни Ил она Вадима не учили такой требовательности к себе, такой ответственности. Сам Михаил Леонидович считал себя эпикурейцем, любил жить легко, беззаботно. Правда, не был бездельником. Однако…

– Было уже. Однажды то ли не зазвонил, то ли я не услышал. Короче, до Голутвина проспал. Меня там машинисты будили, а то в депо уехал бы.

Ближе к концу пятого курса Вадима в жизни Михаила Леонидовича выпал очень счастливый день.

Придя в арбитраж к новому, не знакомому ему госарбитру, Михаил Леонидович услышал:

– А вы не отец Осипова? Ну, этого молодого гения и нахала… О нем у нас столько говорят…

Слово «нахал» в таком контексте Осипов-старший воспринял как комплимент.