Бабушка Аня возмутилась до глубины души. Как это так? Вадим окончил институт с красным дипломом, вступительный экзамен в коллегию сдал на отлично. И среди 20 принимаемых стажеров для него не нашлось места?!

Ее разговор с самим Архангельским ничего не дал. Тот только оправдывался, что, мол, 10 человек зачисляются по распределению юрфака МГУ, а вторые десять – из вечерников, бывших милиционеров, советских и партийных работников, получивших дипломы за предшествующие два года.

Дело в том, что Положение об адвокатуре гласило: есть опыт практической работы по специальности (например, юрисконсультом) в течение двух лет по окончании ВУЗа – можешь идти в адвокаты. Нет двух лет – только в стажеры.

Вадимовы 5 лет юрисконсультского стажа никого не «колыхали», – он их отработал до получения диплома.

Бабушка Эльза высказала свои претензии напрямую Анне Яковлевне – вот каковы ваши советские правила: формализм и бездушие. Ко всеобщему удивлению, бабушка Аня спорить не стала, согласилась – формализм и бездушие. Но это, по ее убеждению, не правила советской власти, а частный случай. Вот в ее молодые годы вообще подобного не было. Людей даже судьями назначали без всяких формальностей, исходя исключительно из их нравственных качеств и стойкости убеждений. А уж адвокатами и подавно…

Раздосадованная разговором с Архангельским и раззадоренная упреками бабушки Эльзы, Анна Яковлевна отправилась в Горком партии.

В Горкоме был специальный отдел по работе со старыми большевиками. Заведовать этим отделом раз за разом назначали либо несильно проштрафившегося партийного деятеля высокого ранга из других отделов, – временная мера наказания, либо молодого комсомольского выдвиженца – стартовая площадка для будущей партийной карьеры. В любом случае, должность всегда считалась проходной, и больше года на ней никто не сидел. Относились к своим обязанностям партийные временщики соответственно.

Суть работы отдела можно было разделить на две составляющие – социальную и политическую.

Социальная часть сводилась к обеспечению старых большевиков продуктовыми заказами к праздникам, распределению открыток на мебель, швейные машинки, югославские сапоги и иной дефицит, а политическая – к успокоительным беседам с вечно недовольными ветеранами партии, которые «не за это размахивали чапаевской шашкой и мужественно всходили на эшафот».

Редко кто из старых большевиков приходил «качать права» по личным проблемам. Сказывалось суровое воспитание и такое же отношение к жизни. Поэтому визит Анны Яковлевны Искры по поводу несправедливости по адресу внука обратил на себя внимание. Инструктор отдела, к которому бабушка Аня попала на прием, брать на себя ответственность не стал и записал ее к заведующему – пусть тот отдувается.

Заведующий, недавно назначенный борзый комсомольский деятель лет под сорок, явно пересидевший лишнее в Горкоме комсомола, принял Анну Яковлевну радушно, слушал заинтересованно, с пониманием. Кивал много, соглашался во всем, возмущался и обещал немедленно переговорить с товарищами из Административного отдела.

Через месяц экс-комсомольцу обещали назначение в Отдел промышленности Горкома КПСС. Ни с какого боку не стоило ему сейчас высовываться с запросами к Административному отделу, то есть портить отношения со всемогущими партийными кадровиками.

Поэтому, когда за Анной Яковлевной закрылась дверь, радушный экс-комсомолец презрительно хмыкнул ей в спину и, скомкав, бросил в корзину листок, куда во время беседы деловито записывал суть претензий наивной старой большевички.

Прождав безрезультатно месяц, бабушка Аня вновь отправилась в Горком.