Изменить размер шрифта - +

   Я не был здесь два года, но она это помнила. И что еще удивительнее, девушка все еще была у нее, а ведь ей сейчас уже лет восемнадцать. Я не ожидал ее здесь найти и все же почувствовал огорчение. На склоне лет предпочитаешь старых друзей даже в борделе.
   — А как они сегодня, очень злые?
   — По-моему, нет. Охраняют какую-то важную персону. Это он сейчас с Тин-Тин.
   Я чуть было не ушел, но обида на Марту сидела во мне как заноза.
   — Все равно зайду, — сказал я. — Пить хочется. Дайте мне рому с кока-колой.
   — Кока-колы больше нет.
   Я забыл, что американская помощь прекратилась.
   — Ну, тогда рому с содовой.
   — У меня осталось несколько бутылок «Семерки».
   — Ладно. Давайте «Семерку».
   У входа в зал на стуле спал один из тонтон-макутов, темные очки свалились с носа на колени, и вид у него был довольно мирный. Ширинка на серых фланелевых брюках зияла, оторвалась пуговица. В открытую дверь я увидел четырех девушек в белых батистовых платьях с юбками колоколом. Они молча тянули через соломинки оранжад. Одна, взяв пустой стакан, отошла, она двигалась, раскачивая свой батистовый колокол плавно, как бронзовая балерина Дега.
   — А где же клиенты?
   — Все разбежались, когда приехали тонтон-макуты.
   Я увидел, что из-за столика у стены на меня уставился, словно с нашей первой встречи он так и не спускал с меня глаз, тот самый тонтон-макут, которого я встретил сначала в полиции, а потом на шоссе, где он разбивал стекло катафалка, чтобы вытащить гроб ancien ministre [бывшего министра (фр.)]. Его фетровая шляпа лежала на стуле, на шее был полосатый галстук бабочкой. Я ему поклонился и направился к другому столу. Он мне внушал страх, и я старался отгадать, какую же важную персону — еще более важную, чем этот заносчивый офицер, — услаждает сейчас Тин-Тин. И надеялся ради нее, что тот человек хотя бы не хуже этого подлеца.
   — Странно, что я вас повсюду встречаю, — сказал офицер.
   — А я так стараюсь не попадаться на глаза.
   — Чего вам здесь сегодня надо?
   — Рому с «Семеркой».
   Он сказал матушке Катрин, которая принесла мне на подносе бокал:
   — Вы же говорили, что у вас больше нет «Семерки»!
   Я заметил, что на подносе рядом с моим стаканом стоит пустая бутылка из-под содовой. Тонтон-макут взял мой стакан и отпил из него.
   — Это «Семерка». Можете принести ему ром с содовой. Вся «Семерка», какая у вас осталась, мне нужна для моего друга.
   — В баре темно. Наверно, перепутала бутылки.
   — Вам надо научиться делать различие между важными клиентами... — Он запнулся и решил все-таки соблюсти вежливость — ...и менее важными. Можете сесть, — разрешил он мне.
   Я было повернулся, чтобы уйти.
   — Можете сесть здесь. Садитесь. — Я послушался. — Вас остановили на заставе, обыскали?
   — Да.
   — А здесь, у дверей? Вас задержали у дверей?
   — Да, матушка Катрин.
   — А мой человек?
   — Он спал.
   — Спал?
   — Да.
   Я донес ему об этом, не моргнув глазом. Пусть тонтон-макуты истребляют друг друга. Меня удивило, что он промолчал и не двинулся с места. Он только тупо глядел сквозь меня своими черными, непроницаемыми окулярами. Наверно, что-то решал, но не хотел меня в это посвящать.
Быстрый переход