«Хотел бы я знать, что за делишки обделывает сейчас эта мерзкая скотина» — подумал Джек, направляясь к гавани. По пути он вспомнил двуличие секретаря и его собственное постыдное заискивание перед этой влиятельной персоной. Ему обещали великолепный, небольшой, недавно обшитый медью, только что захваченный французский капер. Но тут нагрянул с Гибралтара брат секретаря — и всё, адью этому назначению, целуйте ручки. «Поцелуй меня в задницу!» — громко произнес Джек, со злостью вспомнив, с какой учтивостью ему пришлось встретить это известие наряду с очередными признаниями секретаря в его добром к нему отношении и неопределёнными намёками на будущие блага. Затем припомнил собственное поведение в нынешний вечер, в особенности то, как он уступил дорогу этому коротышке, не сумев достойно ответить, не найдя остроумного ответа, который был бы одновременно и учтив, и убийственен. Обри остался чрезвычайно недоволен самим собой, этим человеком в чёрном сюртуке и всем военным флотом в придачу. Не радовали его ни бархатная нежность апрельского вечера, ни хор соловьев в апельсиновой роще, ни грозди звезд, висевших так низко, что почти касались пальм.

Гостиница «Корона», в которой остановился Джек, имела определённое сходство со знаменитым заведением с тем же названием в Портсмуте: такая же огромная алая позолоченная вывеска над входом, наследие предыдущих британских оккупаций. Здание построили около 1750 года в чисто английском стиле, безо всякой оглядки на средиземноморскую архитектуру, за исключением черепичной крыши. Но на этом сходство заканчивалось. Хозяин гостиницы был родом с Гибралтара, обслуга — испанцы, или, вернее, жители Менорки. Здесь царили запахи оливкового масла, сардин и вина, но не было никакой надежды получить бейкуэльский сладкий пирог, эклсскую слойку или хотя бы приличный пудинг на сале. Хотя с другой стороны, ни в одном английском постоялом дворе вы не встретили бы горничную, так похожую на смуглый персик, как Мерседес. Резвой походкой она выбежала на тускло освещенную лестницу, наполнив её жизнью и светом, и воздев очи к звёздам, воскликнула:

— Письмо, тениенте. Я приносить его… — в следующее мгновение она оказалась рядом с Джеком, улыбаясь с невинным восторгом. Но он слишком хорошо понимал, какую информацию может нести любое адресованное ему письмо, и смог ответить не более чем машинальной улыбкой, бросив мимолётный взгляд на её грудь. — А к вам приходить капитан Аллен, — добавила она.

— Аллен? Аллен? Какого дьявола ему от меня было нужно? — Капитан Аллен был тихим, пожилым господином. Единственное, что Джеку было известно о нем, это то, что он американский роялист и славился постоянством своих привычек, галс всегда менял, резко кладя руль под ветер, и носил долгополый жилет. — Ах да, конечно же, похороны, — произнес Джек. — Пожертвование.

— Грустный, тениенте, грустный? — спросила Мерседес, выйдя в коридор. — Бедный тениенте.

Взяв со стола свечу, Джек сразу проследовал в свою комнату. Он не стал вскрывать письмо, пока не скинул мундир и не развязал шарф. Затем с опаской посмотрел на адрес. Он заметил, что надпись сделана незнакомым ему почерком и письмо адресовано капитану Обри. Нахмурившись, он процедил: «Проклятый дурак» — и перевернул конверт. Чёрный оттиск печати был смазан, и хотя он поднёс её к самой свече, держа письмо под углом, у него никак не получалось ничего разобрать.

«Не могу разобрать» — произнес он. «Во всяком случае, это не старина Ханкс. Тот всегда запечатывает письмо облаткой». Ханкс был его агентом, стервятником и его кредитором.

Наконец-то он решил распечатать письмо, которое гласило:

«От достопочтенного лорда Кейта, кавалера ордена Бани, контр-адмирала и командующего флотом кораблей и судов Его Величества, служащих и долженствующих служить на Средиземном море и т.