Но на Мишку я злился не очень. Мишке действительно нужно, чтобы я его подтверждал. Он даже когда правду говорит или что-то хорошее делает, все равно в себе не уверен. Какая-то у него такая неуверенность. Нет, серьезно, у него это ужасно развито! Я только удивляюсь всегда: как этого никто не понимает?

Между прочим, я такую штуку даже у взрослых частенько замечаю. Особенно когда кричат друг на друга или ссорятся. И мне их всегда так становится жалко! Особенно за то, что я это понимаю.

Мне вообще кажется, что я про взрослых иногда понимаю больше, чем им этого бы хотелось. И самое странное — больше, чем мне хотелось бы этого самому!

Поэтому я не очень-то люблю что-нибудь неожиданно понимать про взрослых. Когда дело касается Мишки, тогда все ясно. Мишка не взрослый. У нас сейчас начинается самый трудный возраст. (Это Мишкина бабушка моей маме в ванной говорила. Мы с Мишкой сами слышали.) Так что Мишке ничего не грозит. Этот трудный возраст пройдет, и будь здоров! А со взрослыми дело гораздо хуже: у них он уже прошел, и надеяться им особенно не на что...

Когда мы вернулись домой, Елена Ивановна выглянула из своей комнаты и, ни к кому не обращаясь, сказала:

— Прекрасно! Ночные прогулки очень укрепляют неокрепший детский организм...

Мы с Мишкой, конечно, ничего не ответили. А Андрей Николаевич вежливо сказал:

— Они со мной в цирке были.

И тут Елена Ивановна вдруг так заулыбалась, что мы с Мишкой прямо рты разинули. Она никогда так не улыбалась.

— Ах, с вами?.. — пропела она. — Что же вы, шалунишки, молчите? Я уж думала, что вы одни куда-нибудь отправились... Они у нас такие самостоятельные.

Вот это да! «Шалунишки», «у нас», «самостоятельные»!!! Что это с ней? Может быть, она уже раскаялась?

Но тут вышла Мишкина бабушка, и Елена Ивановна сразу скрылась за своей дверью.

— Они вас не замучили? — спросила Мишкина бабушка. — Они кому хотите могут голову задурить.

— Нет. Все в порядке, — ответил Андрей Николаевич. — Екатерина Павловна дома?

— Дома, дома... На кухне. Мишенька, скажи «спасибо» Андрею Николаевичу!

— Что, я сам не знаю! — огрызнулся Мишка. — Спасибо, Андрей Николаевич!

Бабушка увела Мишку ужинать, а мы пошли на кухню.

— Добрый вечер, — сказал Андрей Николаевич маме. — Получайте Вовку в целости и сохранности.

— Большое спасибо, — ответила мама и поцеловала меня. — Я буквально только что вернулась с работы, и у меня еще ничего не готово. Вы не выпьете с нами чаю, Андрей Николаевич?

Мне так захотелось, чтобы Андрей Николаевич посидел с нами и выпил чаю, что я даже немножко подпрыгнул и тихонечко закричал:

— Ну пожалуйста, попейте с нами чаю!

— Хорошо, — сказал Андрей Николаевич. — С удовольствием. Пойдем мыть руки, Вовка!

Обычно, когда мама посылает меня мыть руки, я всеми силами стараюсь ей доказать, что руки у меня совершенно чистые и мыть их просто глупо. И каждый раз у нас происходит маленький скандальчик. Но тут я ничего не сказал, а пошел мыть руки. И мы стояли с Андрей Николаевичем в ванной и мыли руки под одним краном, и мне было очень приятно, что мы моем руки одним куском мыла. И было очень здорово!

А потом мы все трое пили чай. Мама и Андрей Николаевич о чем-то разговаривали, а я прямо-таки жмурился от удовольствия. И еще мне хотелось спать. Мама посмотрела на меня и сказала:

— Цветков! Да ведь у тебя глаза слипаются!.