Что же это он такое знал?
Тимоти, разложив перед собой Синюю книгу, изучал бумагу, по которой пришел запрос из Министерства финансов. Мистер Кроли, чиновник, сидевший рядом с ним, наколол письмо на штырь.
Джейкоб поднялся со стула в Гайд-парке, разорвал в клочья квиточек и ушел.
«Такой закат, — писала миссис Фландерс Арчеру в Сингапур. — Невозможно решиться уйти в дом, — писала она. — Кажется преступлением упустить хоть секунду».
Длинные окна Кенсингтонского дворца ярко розовели, когда Джейкоб уходил из парка; стая диких уток пролетала над озером Серпантин, а деревья выступали на фоне неба, черные, величественные.
«Джейкоб, — писала миссис Фландерс, и красный отсвет ложился на страницу, — после своего чудесного путешествия снова принялся за работу».
«Кайзер, — сообщал в Уайтхолле далекий голос, — дал мне аудиенцию».
— Так, знакомое лицо… — сказал преподобный Эндрю Флойд, выходя из магазина Картера на Пиккадилли. — Но кто бы это… — И он внимательно посмотрел на Джейкоба, обернулся, чтобы разглядеть как следует, но все же никак не мог…
— А, Джейкоб Фландерс! — осенило его.
Но до чего высокий, до чего погруженный в себя, до чего красивый молодой человек.
«Я подарил ему Байрона», — пробормотал Эндрю Флойд и направился к Джейкобу, когда тот стал переходить улицу, но как-то заколебался, замешкался и упустил возможность.
Еще одна процессия, на сей раз без знамен, загораживала Лонг-Акр. Кареты с важными дамами в аметистах и господами с пятнышками гвоздик, застрявшие экипажи и автомобили разворачивались и ехали в другую сторону, туда, куда брели утомленные люди в белых жилетах, направляющиеся домой, к скверам и бильярдным Патни и Уимблдона.
Две шарманки играли у края тротуара, и лошади, выходящие от Олдриджа, с белыми наклейками на крупах, рванулись через дорогу, но их ловко оттянули назад.
Миссис Даррант, сидевшая в автомобиле рядом с мистером Уэртли, нервничала, что они пропустят увертюру.
Но мистер Уэртли, всегда галантный, ни разу в жизни не опоздавший к увертюре, застегнул перчатки и сделал комплимент мисс Кларе.
— Жалко проводить такой вечер в театре! — сказала миссис Даррант, увидев, как пылают окна в домах каретников на Лонг-Акре.
— А представьте себе ваши вересковые пустоши! — обратился к Кларе мистер Уэртли.
— Да, но Кларе здесь нравится больше, — рассмеялась миссис Даррант.
— Я не знаю, правда… — сказала Клара, глядя на пылающие стекла. Она вздрогнула.
Она увидела Джейкоба.
— Кто там? — резко спросила миссис Даррант, подавшись вперед.
Но она никого не увидела.
У сводчатого входа в Оперу все лица — крупные и худые, напудренные и бородатые — одинаково пламенели в лучах заката; и, приходя в возбуждение от огромных люстр с тусклым нежно-желтым светом, от топота ног, от алого цвета и нарядной толпы, некоторые дамы на секунду заглядывали в окна ближайших домов, откуда шел пар и высовывались женщины с распущенными волосами и девушки… и дети… — в длинных зеркалах отражались застывшие фигуры дам, но надо было уже идти, нельзя же загораживать проход.
Кларины вересковые пустоши в самом деле были прекрасны. Финикийцы спали под грудами серых камней; трубы старых шахт врезались в небо; первые мотыльки, садясь на колокольчики, сливались с ними; слышно было, как далеко внизу на дороге скрипят колеса телеги и море словно всасывает что-то и вздыхает — нежно, настойчиво, вечно.
Заслонив глаза рукой, миссис Паско стояла в огороде, где росла капуста, и глядела на море. |