— Слушай, а у нас есть какие-то планы на следующее воскресенье?

— Пока нет.

— Я хочу в воскресенье пригласить Эмерсонов поиграть в теннис.

— О Фредди! Я бы этого не стала делать. Особенно после вашего глупого купания.

— А что плохого в том, что мы побегаем по корту? От пары партий они ведь не откажутся! А я заказал новые мячи.

— Я серьезно говорю, что этого не нужно делать. Не нужно, понимаешь?

Фредди со смехом подхватил Люси за плечи и принялся кружить ее в танце. Она сделала вид, что не против порезвиться, хотя с трудом сдерживала гнев. Сесиль, проходя в свою комнату, мельком глянул на них. Возле них топталась Мэри с кувшином горячей воды — разыгравшись, они не давали ей пройти. Наконец дверь отворилась, и миссис Ханичёрч воскликнула:

— Люси! Ну и шум от тебя! Я хотела тебя кое о чем спросить. Ты сказала, что получила письмо от Шарлотты. Это так?

Фредди исчез.

— Да! Но я пойду, я еще не переоделась.

— Как там Шарлотта?

— Отлично!

— Люси!

Бедная девушка вынуждена была вернуться.

— Что за странная привычка убегать, когда я еще не закончила. Шарлотта писала про свой бойлер?

— Свой что?

— Разве ты не помнишь, что в октябре ей должны были снять бойлер, прочистить бак для ванной и сделать еще массу всяческих ужасных вещей?

— Мама! Я не могу запомнить все беды Шарлотты, — с горечью в голосе ответила Люси. — Мне хватает и своих, особенно теперь, когда ты сердишься на Сесиля.

Миссис Ханичёрч могла бы взорваться. Но не взорвалась. Она сказала:

— Подойди ко мне, моя старушка! Спасибо за то, что отнесла мою шляпу, и поцелуй меня.

И хотя ничто в мире не может быть совершенным, на мгновение Люси осознала все совершенство своей жизни, где первые роли играли ее мать, Уинди-Корнер и простиравшаяся вокруг пустошь.

И сразу исчезли все шероховатости. Так обычно и бывало в Уинди-Корнер. В самый последний момент, когда уже начинала скрежетать машина отношений, кто-нибудь из членов семейства подливал на трущиеся части маслица, и все налаживалось. Сесиль презирал подобного рода меры, и, возможно, был прав. Во всяком случае это были не его методы.

Обед начинался в половине восьмого. Фредди пробормотал молитву, все придвинули свои тяжелые стулья к столу и приступили к еде. К счастью, мужчины были голодны. Все складывалось удачно — до пудинга. И тогда Фредди спросил:

— Люси, а что за человек Эмерсон?

— Я видела его во Флоренции, — ответила Люси, надеясь, что этим кратким ответом все и закончится.

— Он из умных или из приличных?

— Спроси Сесиля. Это Сесиль его сюда привез.

— Он умный, как и я, — сказал Сесиль.

Фредди посмотрел на него с сомнением.

— Вы близко общались с Эмерсонами у Бертолини? — спросила миссис Ханичёрч.

— Да нет. Я имею в виду, что Шарлотта общалась еще меньше, чем я.

— О, хорошо, что напомнила. Ты так и не сказала, что пишет Шарлотта.

— Да так, по мелочам, — ответила Люси, спрашивая себя, удастся ли ей просидеть за столом весь обед и не солгать. — Среди прочего она рассказала, что одна ее совершенно ужасная подружка проезжала через Саммер-стрит на велосипеде и думала, не заехать ли к нам. Слава богу, у нее хватило ума этого не делать.

— Люси! Так говорить о людях неприлично!

— Она пишет романы.

Как умно это было сказано! Ничто не возбуждало миссис Ханичёрч сильнее, чем простое упоминание того, что кто-то из дам занимается литературой.