Дамы радовались удобному случаю выставить напоказ себя, свои туалеты и драгоценности. Джентльмены общались с ними и друг с другом при помощи междометий, гогота и разнообразных, не всегда приличных жестов. Едва же последовало приглашение к столу, вернее, к столам, накрытым в отделанном цветным мрамором холле, все общество, бывшее уже изрядно навеселе благодаря предварительным возлияниям, начинавшимся для каждой пары сразу по прибытии и стимулируемым дюжими бритоголовыми официантами в белых смокингах, ринулось туда, как… стадо баранов. Раскованность и непринужденность создавали впечатление, что все присутствующие находятся между собой в ближайших родственных, в крайнем случае теплых, дружеских отношениях.

В момент посадки публики за помосты с вином и кормом я культурно сбежала оттуда, успев повидать и Малышева, и его протеже, ради которого, оказывается, он меня и пригласил.

Удаляться пришлось в свободной манере, по-английски, не прощаясь.

Тем не менее время я провела не без пользы — получила возможность рассмотреть вблизи нескольких неизвестных мне доныне торговых и финансовых воротил нашего города. Это могло пригодиться в будущем. Диапазон интересов сыщика широк — от содержимого помоек до разгадки тайн банковских вкладов, от бомжа до финансового воротилы. Сегодня неизвестно, что может потребоваться завтра.

Если уж быть откровенной до конца, то чувствовала я себя там не в своей тарелке из-за повышенного интереса к моей скромной персоне — как же, Татьяна Иванова, частный детектив, которой постоянно и сногсшибательно везет во всех ее делах. Знала бы эта расфранченная публика цену такому везению. Мне эта известность совсем не по душе, да и роду занятий совершенно не способствует. Считаю более полезным держаться в тени, но популярности не избежать, если сумела многим в нашем Тарасове помочь, а многим помешать в осуществлении не совсем чистых и честных планов. Поэтому отношение у людей ко мне разное.

А тут еще господин Малышев со своим приятелем. Я прямо-таки увяла, как услышала от Ганса:

— Татьяна Александровна, я знаю, вы избегаете дел, связанных с уголовными преступлениями, которыми занимаются милиция и прокуратура, но, как мне кажется, тут случай особый…

Выслушала я его приятеля по имени Василий Дмитриевич Крапов и ничего особого, а уж тем более интересного в его рассказе не обнаружила.

На улице уже совсем по-сентябрьски похолодало и было то самое мое любимое время суток, когда день уже выгорел, а вечер еще не вошел в свои права. В такие часы, послав к черту заботы и хлопоты тяжелого трудового дня, хорошо пройтись пешком по дороге домой, подышать воздухом и отдохнуть душой перед ужином и телевизионными неприятностями. К сожалению, мой рабочий день границ не знает, поэтому отдыхать душой под желтолистыми кронами каштанов, вдыхая аромат увядания, пришлось по дороге к жилищу Крапова В. Д.

Пожалела я его чисто по-человечески и только поэтому не отказалась от дела сразу, пообещав переговорить с его дочерью. Но для себя решила твердо — это все, что я для них сделаю.

Ларису Симонову, дочь Крапова, было жалко еще и сугубо по-женски. Как отвратительно и страшно подвергнуться насилию целой группы самоуверенных подонков, может представить только женщина, мужчине это не под силу, если, конечно, он не отец потерпевшей. У меня язык не повернулся объяснить Крапову, отцу Ларисы, что по закону я не вправе проводить сыскные действия по преступлениям, относящимся к разряду особо тяжких. Да и вообще не могу конкурировать с милицией и прокуратурой.

— Дело в том, что моя дочь Ларочка около недели тому назад была изнасилована по дороге к нашей даче тремя молодыми… я даже не могу назвать их людьми, извините.

Не во хмелю еще, но уже с запахом спиртного, Крапов был бледен, взъерошен и угрюм — типичное состояние человека, много пережившего за последнее время.