В тот момент, когда Шпеер прибыл в Растенбург, два капитана военной разведки, Ханс Вебер и Карл Фосс, молодые люди двадцати с небольшим лет, состоявшие в подчинении у начальника Главного штаба генерала Цайтлера, стояли у входа в столовую, покуривая сигареты и притоптывая от мороза ногами.

– Кто это? – поинтересовался Фосс.

– Так и думал, что ты спросишь.

– По‑моему, естественный вопрос, когда видишь здесь незнакомого человека.

– Добавь еще «важную персону». Когда видишь незнакомую тебе важную персону.

– Отвали, Вебер.

– Я тебя насквозь вижу, Фосс.

– Ты к чему?

– Ладно, пошли в тепло, – предложил Вебер, бросая окурок.

– Нет уж, скажи.

– Твоя беда, Фосс… Беда в том, что ты чересчур умный. Гейдельберг, диплом по физике, какого черта ты у нас…

– Слишком умный, чтобы служить в абвере?

– Ты новенький, пока не все понимаешь. Разведчику не стоит лезть не в свое дело.

– Что за чушь, Вебер?! – Фосс с трудом верил своим ушам.

– Вот что я тебе скажу, – с важностью заявил Вебер. – Знаешь, что видит начальство, когда смотрит на тебя или на меня? Оно видит вовсе не нас с тобой, каждого со своей жизнью, родными и близкими и тому подобным.

– А что же они видят?

– Орудие. – И с этими словами Вебер втолкнул Фосса в открытую дверь.

Они вернулись в оперативный штаб. В нескольких шагах от их комнаты, дальше по коридору, располагались личные апартаменты Гитлера; там фюрер принимал министра вооружений и боеприпасов Фрица Тодта. Несколько часов назад с прибытием министра оперативное совещание было распущено, и сейчас, когда молодые офицеры уселись на свои места, те двое, намного их старше и могущественнее, все еще беседовали – если это можно было назвать беседой. Подававший им обед адъютант привык не удивляться глухим паузам ледяного молчания – лишь поскрипывали неуместно деревянные стулья.

Фосс и Вебер занялись делом. Вернее сказать, к работе приступил Фосс, а у Вебера в закупоренном, лишенном естественной вентиляции помещении, как обычно, сразу же разболелась голова. Он то и дело клевал носом и рухнул бы лицом на бумаги, если б судорожное сокращение шейных мышц не вздергивало в последний момент его голову. Фосс посоветовал приятелю лечь в постель. Видно же: мучается человек.

– Иди, – повторил Фосс. – Мы тут почти закончили.

– Все это, – привстав, Вебер широким жестом охватил четыре ящика с папками, – надо отправить утром с первым же рейсом в Берлин.

– Если до тех пор не объявят рейс на Москву, да?

Вебер хмыкнул.

– Не усвоил ты, – посочувствовал он. – Пойду‑ка я в койку. Завтра нам туго придется. Как Тодт явится с очередным рапортом, он после этого всегда сам не свой.

– А почему? – спросил Фосс, по‑прежнему бодрый, сна ни в одном глазу, готов сидеть до утра и трудиться на благо Восточного фронта.

– Вот где начинается поражение. Вот здесь. – Перегнувшись через стол, Вебер постучал костяшками по голове Фосса. – Тодт проиграл битву еще в прошлом году, в июне. Хороший человек и гений к тому же – неудачное сочетание для такой войны. Доброй ночи.

Фоссу, как и всем немцам, Фриц Тодт был хорошо известен: это он начал закладку скоростных автомагистралей – автобанов, однако с тех пор его роль в рейхе неизмеримо возросла.