– Какая еще приятельница?

– Раньше у нас в школе работала, Ира Стрельникова. Она давно уволилась. А этот мужчина представился директором фирмы, какой, забыла, у него гость живет, его партнер, того и надо обучать. Причем оказалось, что он по русски уже немного говорит, а хочет на учиться читать и писать, я его и обучала.

– И долго?

– Три занятия было. Они меня на дачу возили.

– В какое время?

– Да в разное. Днем, в июне ведь занятий в школе уже нет, можно всегда несколько часов выкроить. Иностранец такой симпатичный, средних лет, зовут Герберт, по национальности не то немец, не то швед.

– Да ты ведь не отличишь?

– Верно, я по немецки только «Хенде хох!» знаю, а по шведски вообще ничего. А вчера он позвонил мне в школу, говорит, если можно, вечером позаниматься.

– Кто позвонил то?

– Директор фирмы, Игорь Петрович, мой наниматель, он мне деньги за уроки платил. Подъехал прямо к школе и отвез на дачу, это по Выборгскому шоссе, на машине минут сорок, а сам уехал. Позанимались мы с Гербертом, затем чайку попили, я жду жду, не едет Игорь Петрович. Потом звонит, извиняется, говорит, что попал в легкую аварию, сам ничего, а машина разбита, ехать нельзя. Времени десятый час, я туда сюда, а Елена, жена Игоря Петровича, и говорит, что на машине то до города близко, а до станции пешком километров шесть. Ну куда я ночью шесть километров попрусь? Они и оставили меня ночевать.

– А мужу ты хоть позвонила?

– Позвонила, только не застала, он, наверное, с Гавриком гулял. А потом сели мы втроем ужинать, они меня каким то ликером напоили, я немножко опьянела и забыла перезвонить.

– А утром?

– Утром проснулась, голова тяжелая, поискала телефон, не нашла. Потом думаю, что неудобно на людях с Тимофеевым объясняться, поеду уж домой. Приезжаю и вот застаю такой разгром и записку.

– Записка где лежала?

– Не помню, где то в комнате, на виду.

– А когда тебе Петюнчик раньше записки оставлял, он куда их клал?

– На холодильник прикреплял.

Всем знакомым была известна Алкина система ведения домашнего хозяйства. Она оставляла мужу и детям подробные списки хозяйственных дел, требуя, чтобы каждое выполненное дело они обводили в кружочек. Если, проверяя списки в конце дня, она обнаруживала, что кружочков в списке меньше половины, то сыновей Алка наказывала материально, а мужа – морально. Дела, не выполненные сегодня, автоматически переписывались на завтра. Таким образом, холодильник в Алкиной кухне был просто утыкан записками. Правда, сегодня холодильник был чист, не попугаю же записки писать! И все таки почему Петюнчик оставил записку не как обычно, на холодильнике, а в комнате? Хотел подчеркнуть важность момента?

Алка вдруг поставила чашку с недопитым чаем, вскочила и бросилась в ванную. Выйдя оттуда через десять минут, она была бледная, с кругами под глазами. Надежда подозрительно на нее посмотрела.

– Что это с тобой? Тошнит? Ты что ела то?

– Да сегодня ничего не ела, только там, у них на даче, кофе попила с булочкой.

– Может, от голода?

– Да нет, мне еще утром было нехорошо, наверное, после вчерашнего ликера. Я думаю, уже пора совсем со спиртным завязывать, старые мы стали.

«Не обобщай», – подумала Надежда, но вслух ничего не сказала, чтобы еще больше не расстраивать Алку.

Она снова оглядела большую комнату.

– Все таки странно, ты можешь вспомнить за двадцать лет хоть один случай, чтобы твой муж оставил после себя такой разгром?

– Но ведь за двадцать лет он ни разу не уходил от меня к другой женщине, – резонно возразила Алка.

Надежда воспряла духом: Алка мыслит вполне здраво, стало быть, еще не все потеряно.