Понял, что лекции все же не будет, когда вслед за старостой подошел к аудитории. Не к огромному лекционному залу, а к обычному учебному классу, рассчитанному на присутствие в нем максимум двух групп первокурсников. В аудитории стоял гул голосов. Студенты разбились на группы (их составы сложились еще в колхозе), общались, смеялись, жестикулировали, хвастались друг перед другом вещами, показывали фотографии, шуршали страницами книг, двое парней изображали фехтовальщиков – размахивали свернутыми в трубки газетами. Первокурсники не показались мне взрослыми людьми, в прошлой жизни я бы принял их за старших школьников.

Первым делом мой взгляд отыскал в толпе светлую косу Альбины Нежиной. Королева обнаружилась в центре аудитории, в окружении квартета ухажеров. Стояла вполоборота к двери, наверняка заметила наше появление, но не повела и бровью. Я с удовольствием пробежался глазами по ее ладной фигуре – собрал материал для ночных фантазий. Снова убедился в том, что из всех сокурсниц лишь в Неженой не видел ребенка. Всех остальных одногруппниц пусть и не считал дурнушками (некоторые имели вполне зрелые женские формы), но не в состоянии был разглядеть в них женщин, не детей.

– Паша! Мы здесь!

Заметил в дальнем углу комнаты Олю Фролович, та махала рукой.

Лицо Пашки Могильного озарилось улыбкой. Без долгих раздумий парень ринулся в аудиторию, подобно ледоколу, раздвигал плечами студентов. Славка Аверин бросил на преподавательский стол журнал учета посещаемости и двинулся за приятелем. А вот я за ними не последовал. Потому что увидел рядом с Ольгой нашего комсорга. С Пимочкиной я так и не поговорил по душам. После колхоза с ней пока не встречался. И пока не желал ее видеть: накопившаяся от общения с ней усталость еще не развеялась. Решительно направился к первым от доски рядам, занял место за партой рядом с учительским столом.

Раз уж я решил стать отличником, то место в первых рядах – для меня. Помнил, что именно на них обычно сидели зубрилы и ботаники. В прошлой жизни я с этой разновидностью студентов не имел ничего общего, но сейчас без раздумий примостился напротив вождя мирового пролетариата, что лукаво посматривал на студентов с портрета на стене. Повинуясь проснувшейся старой привычке, осмотрел столешницу на предмет неприятных сюрпризов – чернильных пятен, жевательных резинок и острых заноз. Решение проблемы с одеждой я пока не придумал, поэтому соблюдал осторожность.

Чувствовал на своем затылке пристальный взгляд (Пимочкина?), но не обернулся. В прошлой жизни я хорошо научился обращаться с женщинами в постели, а вот все эти разборки «любишь – не любишь» обходил стороной. В молодости мне хватало общения с женой. Потом предпочитал скоротечные романы, когда жена решила, что сможет прекрасно жить без меня, но на мои деньги (на алименты она купила две квартиры в Москве и одну в Питере). Указывал девицам на порог, как только заходила речь о «серьезных отношениях», благо, партия в то время уже не наказывала за аморальное поведение.

С удивлением обнаружил, что перспектива разборок с комсоргом напрягала меня сильней, чем предстоящие встречи с маньяками. Головой я понимал, что все эти Светкины взгляды, улыбки и подарки в виде гематогена не что иное, как ухаживание. И в то же время никаких конкретных шагов в борьбе за мою руку и сердце Пимочкина пока не предпринимала. Я находил глупым ругать девчонку за хорошее ко мне отношение. Однако понимал, что ее шефство надо мной ни к чему хорошему не приведет – ни ее, ни меня. Но все не находил подходящего момента, чтобы расставить точки над «е» в наших бесперспективных отношениях.

Вынул из потертой текстильной сумки (как же мне недоставало в этом времени полиэтиленовых пакетов!) чистую толстую тетрадь, заготовленную для учебы еще самим Комсомольцем.