Слава заглянул в пустую чашку.

– Я с тобой! – заявил Могильный.

– Куда ты со мной?

– В дружину запишусь.

Я промолчал.

– Давай, – сказал Слава. – Вместе веселей будет.

Аверин схватил чашку, но его рука замерла, не донеся ее до чашки Павла. По покрасневшим Славкиным скулам я видел, что водка удачно легла в его животе поверх выпитого накануне пива. Староста нахмурился. Взглядом пробежался по столу. Многочисленная еда его не заинтересовала. Аверин печально вздохнул, виновато взглянул на Пашу, поставил чашку на столешницу.

Подумал пару секунд, протянул Могильному руку.

– Договорились, – сказал он.

Парни обменялись рукопожатиями.

«А вот и первое появление маньяка, – подумал я, краем уха слушая болтовню соседей по комнате. – Эту женщину убил не Комсомолец. Потому что я этого точно не делал. Да и не имел такой возможности: в ночь с пятницы на субботу находился далеко от Комсомольских прудов. Вот почему Людмила Сергеевна сомневалась в причастности Александра Усика к убийствам женщин. На момент первого убийства у Комсомольца имелось железное алиби. Что не исключало его причастности к гибели Светланы Пимочкиной».

В голове промелькнула мысль о том, что не мешало бы прогуляться к телефону-автомату, чтобы сообщить милиционерам об орудовавшем у них под носом убийце-каннибале. В этом варианте настоящего я не позволю Рихарду Жидкову преспокойно топтать ногами планету. Как и планировал, начну с анонимных звонков: одного, двух, трех – сделаю, сколько понадобится.

Взгляд наткнулся на штаны, что сохли на натянутой под потолком комнаты веревке. Вода с них уже не капала, но судя по тому, как под их тяжестью провисал толстый шнур, раньше утра их надевать нежелательно. Треники с оттянутыми коленками пребывали в том же влажном состоянии, их я стирал, обернув вокруг своей поясницы рубаху. Вздохнул. От спиртного кружилась голова.

Решил, что сегодня тревожить милицию уже не стану, тем более что звонить собирался не из ближайшего таксофона, а намеревался отъехать от общежития пару остановок на автобусе для конспирации. Мне не лень выходить из корпуса общаги. Я понимал, что задумал нетерпящее отлагательства дело, но подобающей одежды для поездки на общественном транспорте у меня не было. А значит, возникли форс-мажорные обстоятельства.

* * *

В прошлой жизни я бы не ощутил опьянения, проглотив даже стакан водки, а уж в молодости для меня и пол-литра не являлись серьезным испытанием, но теперь приходилось мириться с новой реальностью. Во мне сейчас было далеко не сто килограммов живого веса. Да и должных навыков Александр Усик не приобрел. Для нового тела сто граммов «Столичной» оказались чувствительной дозой. Веки от них налились тяжестью, тело отчаянно намекало, что его следует немедля доставить в кровать.

Вновь вспомнил, какая огромная разница в возрасте разделяла меня и соседей по комнате. Слушал рассуждения парней о женщинах, о политике, о космосе и умиленно улыбался, но сдерживал желание макнуть молодых советских граждан лицом в суровую реальность. Подумал, что Славе и Паше незачем знать о том, что даже при жизни их детей не наступит царствие всеобщего достатка и равенства. Не стал их просвещать и на тему космоса: расстраивать тем, что пшеница на Марсе если и заколосится, то не через тридцать лет.

Мне почему-то было стыдно из-за того, что я совсем не думал о голодающих детях Африки, о борьбе народа Вьетнама со сворой жадных капиталистов, не мечтал о победе на президентских выборах в США кандидата от коммунистической партии. Как все же я пока был далек от образа настоящего советского человека! Мне стало стыдно за свою черствость и политическую несознательность. Когда это понял, то дошло, что пора ложиться спать, ведь завтра мне предстояло вновь почувствовать себя студентом Зареченского горного института.