Бегло просмотрел документы, обрывки записок. Заглянул в новенький паспорт с зеленой обложкой, из которого узнал отчество Усика (Иванович), социальный статус (учащийся). Взглянул на свою подпись. Парень сильно не заморачивался: просто писал фамилию. Нашел в жестяной коробке конфетные фантики, этикетку от бутылки, пару поздравительных открыток. А еще несколько камней, содержащих вкрапления кварца, и небольшой сросток кристаллов пирита. Шесть разнокалиберных пуговиц, иголку, две катушки с нитками.

Белье решил из чемодана не доставать. Уже понимал, что надписей Calvin Klein на труселях не увижу, а травмировать свою психику видом следов неумелой штопки пока не решился. Подумал: «Это мне наказание за любовь к фирменным шмоткам в прошлой жизни. Теперь никаких Hugo и Boss. До стипендии буду мечтать не о дорогой, а о целой одежде». Надавил рукой на стопку маек и трусов – проверил, не спрятал ли Комсомолец в ней что-то интересное. И не прогадал. Выудил из-под белья самодельный свинцовый кастет.

– Это уже интересно, – пробормотал я.

Взвесил свинчатку в руке. Подобные игрушки я и рассчитывал обнаружить в вещах будущего террориста, а не блестящие камушки и фантики от конфет.

– Хорошая вещица. Пригодится.

Бросил кастет на покрывало.

Окинул взглядом разложенные на кровати богатства, почесал затылок. Не возлагал на содержимое чемодана больших надеж в плане обогащения, и мои ожидания оправдались: вступал я в новую жизнь почти как тот младенец – голым и босым. Но студентом первого курса Зареченского горного института. Это значило, что доставшийся мне от Комсомольца минимальный набор одежды предстояло беречь. На занятия в костюме Адама ходить не получится. Так что нравились мне мои наряды или нет, не имело значения.

* * *

Посетил душ на первом этаже. Помнил: девочки – направо, мальчики – налево (хотя откуда здесь в шестьдесят девятом девочки в мужском корпусе?). Пришел к выводу, что за двадцать лет общежитие почти не изменится, а те изменения, что все же произойдут, будут не в лучшую сторону. Это уже в двухтысячных годах здесь сделают грандиозный ремонт, оставив на прежних местах только несущие конструкции. До девяностых же годов соизволят лишь постелить на этажах линолеум да перекрасить стены. Душевых кабинок изменения не коснутся. Разве что… сливы станут чаще засоряться (я хорошо помнил, как приходилось мыться, стоя по щиколотки в грязной воде).

Отсутствие обычных пластмассовых тапочек стало для меня неприятностью: по своей прошлой студенческой жизни помнил, что принимать душ босым – не лучшая идея. Но в шестьдесят девятом, похоже, высокая вероятность подцепить всевозможные грибки никого не пугала. Студенты шлепали по душевой босыми ногами и думать не думали о грозившей им опасности. Я печально вздохнул… и тоже нехотя сбросил свои тапки со стоптанными задниками (буду надеяться, что злые грибковые болячки придут в Советский Союз не раньше начала той самой перестройки).

Чисто вымытый, но в грязной одежде я прогулялся в булочную, прикупил там большую булку пшеничного (истратил двадцать восемь копеек из своих невеликих денежных запасов). В прошлой жизни я хлеб почти не ел, пытался сохранить стройную фигуру: ближе к сорока пяти годам стал появляться пивной живот. Но пока мне было не до диет. Да и не нуждалось вечно голодное тело Александра Усика в диетах – на мне сейчас несложно было изучать строение скелета человека. Подумывал прогуляться в «Гастроном» за молоком, но не решился увеличивать траты: десять рублей до стипендии – невеликие деньги.

Мысли о поиске бутилированной воды я отбросил. Не до жиру. Да и усомнился, что найду в это время нечто подобное. Но пить сырую воду из крана все же не решился – вскипятил чайник (благо, нашел его в комнате).