Мужчина подошел ближе – все так же бесшумно (собачий лай сейчас заглушал почти все звуки). Остановился позади пса. Но не спешил того успокаивать, будто не замечал, как неистово бесновался его четвероногий охранник. Я разглядел Жидкова лучше. Понял: «безобидный» – верное для его внешности определение. Он не казался опасным. А от «приятного» мужчину отделяла безобразная бородавка около носа и слишком тонкие, почти бескровные губы с чуть поникшими уголками. Рихард Жидков стыдливо спрятал за спину руки, будто боялся, что я замечу на них грязь или неостриженные ногти. Поздоровался со мной.

– Кого-то ищете, юноша? – спросил он.

– Вы кто? – выпалил я. – А тетя Вера где?

Не позволил Жидкову заговорить – сказал:

– Я приехал, а тут вот этот!..

Показал на пса, того мой жест заставил возмущенно взвизгнуть.

– Лает, рычит! – сказал я. – Как войду-то во двор?! Покусает ведь, ирод такой!

Бескровные губы хозяина дома изогнулись – должно быть, он улыбнулся. Такая улыбка легко могла заморозить воду.

– Кого вы ищете, юноша? – повторил мужчина.

– Так… тетю Веру. Кого же еще?! – затараторил я. – Веру Ивановну Кочубей! Она дома? Можно, я войду? Дядечка, уберите пса. Страшный он у вас. Вон как глазьями зыркает! Голодный, небось. И злой. Зубы-то вон какие. А у меня нету других штанов. Если он мне эти порвет, я ж на улицу не смогу выйти, пока тетка их не зашьет. Да и не надо их рвать! Хорошая ведь вещь…

– Тихо!

Мужчина поднял руку, растопырил маленькие, тонкие, совсем детские пальцы.

Я замолчал – от неожиданности: уж очень властно прозвучала команда.

Притих и пес. Он пугливо отпрянул от калитки. Прижал к голове уши, согнул лапы, едва ли не коснувшись брюхом земли. Поджал хвост. Забыл обо мне: смотрел на хозяина – жалобно, униженно. Почудилось, что на его глазах выступили слезы. Вся бешеная ярость собаки схлынула, будто осыпалась на землю, как падали недавно с досок калитки от ударов его лап зеленые чешуйки краски.

Рихард Жидков посмотрел на пса, взглядом заставил того подползти, униженно лизнуть хозяину обувь.

«Хрена себе… безобидный», – подумал я.

Прижаться животом к земле не захотел, но потерял всякое желание продолжать общение. Так и вертелось на языке слово «извините» (хочу уметь вот так же воздействовать на людей!). Посмотрел мужчине в глаза – не увидел там ни злости, ни раздражительности. Жидков смотрел на меня с нескрываемым интересом. Особенно долго разглядывал чемодан и буденовку. Не сумел сдержать улыбку – все ту же холодную.

– Почему ты решил, что тетя Вера сейчас в моем доме? – спросил Жидков.

Я шмыгнул носом (отработанный элемент маскировки).

– Так… эта… живет она здесь. Почему же еще?

Поставил на землю чемодан, вынул из кармана большой мятый платок, протер им лоб под козырьком буденовки.

– Так… эта… можно мне войти? – спросил я. – Собачку подержите?

Несильно пнул чемодан ногой.

– Чуть руки себе не оторвал, пока тащил с вокзала эту бандурину!

Рихард Жидков опустил взгляд на мою ношу, пробежался взглядом по царапинам на ее поверхности, по пятнам ржавчины на замках, по следам клея.

– Как, говоришь, тебя звать? – спросил он.