Развёл руками.

— Вот, собственно, и всё.

* * *

В день моего награждения Света Пимочкина сказала, что я обязан «вставить благодарственное письмо в рамочку» и повесить его на стену над кроватью — «чтобы все видели». В ответ на мои попытки уклониться от её требования заявила, что «сама всё сделает». И действительно: вечером она пришла в третий корпус с новенькой деревянной рамкой. Случилось это незадолго до того, как Паша и Слава надели повязки дружинников и отправились патрулировать улицы.

Вернулись парни ночью — я спал.

Утром они пересказали мне уже облетевшую город новость: в парке около Нижних прудов нашли мёртвую женщину.

— Опять… как тогда… — сказал Слава Аверин.

Женщину, по его словам, убили ударом по голове. А рядом с ней в кустах нашли и орудие преступления — «обыкновенный» молоток.

«Вот и второе убийство, — подумал я, почувствовав укол совести, словно мог, но не захотел предотвратить смерть женщины. — Следующая на очереди — Света Пимочкина».

* * *

Ночью с восемнадцатого на девятнадцатое декабря выпал первый снег. Падали не редкие снежинки — случился настоящий снегопад. Природа словно напомнила мне: снега этой зимой будет необычайно много, а до двадцать пятого января осталось чуть больше месяца.

Глава 25

Зачётная неделя прошла именно так, как я и ожидал. В моей зачётке появились первые записи. Проблема возникла только на высшей математике: звали её Попеленский Виктор Феликсович, или просто Феликс. Козлобородый доцент торжественно объявил, что мне нечего делать в горном институте; что для такого «бэздаря», как я, самое место в училище, а лучше — в рядах советской армии. Феликс сказал, что мне не следует и пытаться сдать зимнюю сессию. А раз уж я возомнил себя «героем и борцом с преступностью», то он благословляет меня на учёбу в школе милиции — я ему ещё «спасибо» за это скажу.

— Не расстраивайся, Санёк, — сказал Аверин. — Не захотел Феликс по-хорошему… — всё равно поставит.

* * *

В пятницу двадцать четвёртого декабря, поздно вечером, Пашка и Слава собирались в очередной рейд по заснеженному городу — распугивать хулиганов. Хотя по моим прикидкам парни сегодня должны были отдыхать. Но Аверин и Могильный не разъехались по домам — задержались в общежитии. И даже не пошли в первый корпус, как обычно (девчонки, похоже, их там не ждали). В ответ на мои вопросы парни загадочно улыбались. Вместо того чтобы спешить к родителям, стрескали две трети приготовленного мной ужина. Поглядывали на часы, будто чего-то дожидались. Ровно в двадцать три часа Паша и Слава кивнули друг другу, достали из карманов красные повязки.

— Эээ… одевайся, Санёк, — сказал староста. — Сегодня пойдёшь с нами.

— Зачем? — спросил я.

Отложил в сторону почти заученную наизусть книгу Николая Островского — всю прочую художественную литературу вернул перед экзаменами в библиотеку, чтобы уберечь себя от соблазна предпочесть развлекательное чтиво учебникам и конспектам.

— Зачёт по вышке получать будешь, — ответил Аверин. — Я же обещал, что поможем тебе. Пришло время. Так что обязательно прихвати зачётку.

— Зачёт? Ночью?

— Ночью, ночью, — сказал Паша. — Самое время для такого важного дела. Нет, посмотрите на него: он ещё с нами спорит!

— Не спорю, — заверил я. — Одеваюсь. Надо, так надо.

Наряжались дружинники в этот раз, словно отправлялись на свидание.