Капли ударили меня по губам.

Слизнул их. Сплюнул. Окрестности Зареченска не славились хорошей экологией — благодаря шахтам. Об этом мне напомнил привкус дождевой воды.

— Был ещё и третий вариант, — сказал я. — И он всё ещё остаётся.

Я посмотрел на Кирову. Плохо видел в темноте её лицо (скорее угадывал: нос, губы…). Но чувствовал на себе её взгляд — растерянный, внимательный.

— Могу отпустить его прямо сейчас, — сказал я. — На все четыре стороны. Хотите, Дарья Степановна?

Приподнял брови (вряд ли это увидела Кирова).

— Вот только… рано или поздно он снова убьёт женщину. Может и не одну. Те смерти будут на моей совести. Вам так не кажется?

Я покачал головой. Снова сплюнул.

— Нет, я такого не хочу.

Развёл руками.

— Так что выбор у меня невелик, Даша.

Протянул к Кировой руку.

— Буду признателен, если вернёте мне оружие.

Валицкий на мои слова никак не отреагировал. Будто не понимал, что говорили о нём.

Дарья Степановна на шаг отступила (по-прежнему держала в одной руке обрез — в другой молоток).

— Но так нельзя! — сказала она.

В её глазах отразилась яркая точка — свет фонаря, горевшего в стороне проспекта Гагарина. Ветер растрепал волосы женщины — те топорщились в стороны, будто перья.

— Саша, ведь есть же милиция! — сказала Кирова. — Давайте позовём милиционеров! В конце концов, это их работа — ловить преступников!

Её голос сорвался на писк.

— И что я им скажу? — спросил я.

Дарья Степановна указала на Валицкого болтавшимся металлической головкой вниз молотком.

— Что этот человек собирался меня убить!

— А он расскажет, что прогуливался перед сном. Подобрал на дороге замечательный инструмент, нёс его домой. Пока из кустов не выскочил я и не открыл стрельбу. Ведь теперь это именно так и выглядит со стороны. Вы живы. А этот человек не в роли убийцы — он жертва преступления.

Я усмехнулся.

— Кому поверят милиционеры, Дарья Степановна? Парнишке, что прятался за кустами с обрезом от винтовки? Или респектабельному советскому гражданину, уважаемому заведующему кафедрой горного дела в Зареченском горном институте? Кто поверит, что он хотел вас убить? Как я это докажу?

— Но ведь…

Кирова замолчала. Посмотрела на меня. Перевела взгляд на Романа Георгиевича. Валицкий не шевелился. И не стонал. Прислушивался.

— Нет другого варианта, — сказал я. — Вообще нет приемлемого для меня варианта. Но я выбрал наилучший. Ведь всё равно кто-то умрёт. Так почему бы не он? Либо я убью этого человека, либо снова погибнет женщина — потом. Понимаете, Даша? Выбирать-то особо и не из чего.

Я повёл плечом.

Дарья Степановна снова повернула лицо — в её глаза вернулись желтые точки (отражения фонаря).

— Вы думаете… он тот самый? — спросила Кирова.

Приподняла молоток чуть выше — удивлённо смотрела на него, будто раньше ничего подобного не видела.

— Саша, вы считаете, что это он убил тех женщин… осенью?

Голос Дарьи Степановны окреп. Будто женщина совладала с эмоциями, или у неё резко сменилось настроение. Кирова не выронила — бросила на землю молоток (позади себя).

— Не знаю, — сказал я. — В этом не уверен — не буду лгать. Но допускаю такой вариант. Всё, что мне пока известно — он сегодня хотел убить вас, Даша. Вот в этом я не сомневаюсь. А что касается прошлых убийств… нужно разбираться.