Так и шли эти дни, утром с шести до девяти утра я занимался хозяйством и частично учебными материалами по воздухоплаванию. О последнем честно скажу, что я не понимал, для чего мне нужно знать все строение самолета и иметь практический опыт его ремонта. Я на летчика собрался учиться, а не механиком стать. На второй день Шмель подошел и, подняв ногу, опрыскал одну из стопок книг. Я его даже ругать не стал, так как был полностью с ним солидарен.

Именно после этого я поговорил с Рогозовым, который должен был отбывать, и тот, пойдя мне навстречу, поговорил с директором. В результате учебная программа была существенно изменена и облегчена, все-таки хоть теорию по самолетостроению я знать должен был. Так что учился я теперь дальше по облегченной программе.

С десяти утра и до двух часов дня я находился на базе осназа, читая лекции об организации агентурной сети на занятых противником территориях, — это для будущих партизан. А также лекции о диверсиях широкого профиля для бойцов РДГ, рассказывая об особенностях диверсионного террора на их коммуникациях.

На пятый день я скорешился с одним осназовцем, профессиональным взрывником, и над полигоном зазвучали взрывы. Олег был парень опытный и даже повоевавший, но честно скажу, я знал куда больше. Ведь я знал теорию применения мин, взрывчатки и спецсредств для диверсий, имеющую в основе опыт всей Отечественной войны и других локальных конфликтов. Опыт набран огромный, им-то я и делился столь щедро. Вон, одна растяжка чего стоила. С изумлением я узнал, что этого местные подрывники не знают. То есть со взрывчаткой они такими способами работают, но вот то, что с помощью простой гранаты можно заминировать дверь или поставить растяжку в лесу на тропинке — это было откровение. Все обломал майор Лучинский. Застукал или, скорее всего, ему об этом сообщили. Он выяснил, что я знаю, и в результате я стал читать лекции по подрывам и диверсиям с их помощью. Причем не только бойцам, но и инструкторам. А это все время, на дополнительные лекции у меня уходило от полутора до двух часов.

С этими лекциями без практических опытов не обходилось. Однажды я с минимальным количеством взрывчатки так подорвал кирпичные стены полуразрушенного здания, что они сложились внутрь. Правда, восторженным зрителям я честно признался, что это мой потолок. Более крутые подрывы я устраивать уже не мог, знаний не хватало да и опыта тоже. Потом стал помогать местным умельцам делать самодельные МОНки и обучать будущих партизан использовать их. Осназовцы и так быстро оценили «монки» и без разговоров включили в свое боевое снаряжение перед высадкой. Парням, что их изготавливали, требовалось за две недели собрать хотя бы сто штук. И это только осназовцам. Недавно в тыл к немцам ушло две группы, так обе по десять штук взяли — все, что было в наличии. Надеюсь, они им пригодятся.

С трех часов до пяти вечера я учился в аэроклубе, посещая лекции по аэродинамике и особенностям полетов в сложных климатических условиях, что вели известные летчики, делясь своим богатым опытом. Потом возвращался в город, до семи вечера проводил на стройке. С восьми до самой темноты, используя фонарик, читал учебные материалы, готовясь к экзаменам по теории. Они у меня прошли два дня назад, и их принимал лично директор. Попыток завалить не было, хотя видно, что теорию я знал средненько, однако допуск к полетам получил. Так что теперь я, если погода способствовала, после чтения лекций партизанам ехал на аэродром аэроклуба и учился летать на старом латаном-перелатаном У-2. Всего я должен получить летную практику пилотирования на трех самолетах, о чем позже будет указано в личной летной карточке. Это уже вышеназванный У-2, новенький УТИ-4 с оборудованием для ночных полетов и неубираемым шасси, я видел его в ангаре, а сегодня даже на поле.