Одежда Евгения, то есть моя, во время трагедии фактически пришла в негодность, поэтому принесли запасную. Гулял я у госпиталя в той, что мне одалживали соседи по палате. То есть в шинелях и буденовках. О, знаменитые буденовки! Как оказалось, это была нормальная зимняя форма одежды, хотя вроде ее собирались заменять на более подходящий головной убор.

Подойдя к кровати, я посмотрел на выложенную одежду. Вязаный свитер и перешитые отцовские галифе — это ладно, тут такая одежда считалась нормой. Но вот отдельно лежавшая буденовка меня расстроила. Не нравился мне такой головной убор, не нравился, и все тут. Кроме уже описанного, я увидел стандартное солдатское белье, легкое и довольно дорогое черное пальто, видимо, сшитое здесь, в Луцке, ну и черные полуботинки. Шерстяные носки прилагались.

«Странно, я думал, что красные командиры прилично получают. Что у меня за такой компот из разной одежды?» — озадаченно подумал я. Однако выгнав в коридор девчат, скинул халат и оделся.

Пройдя по палате и попрощавшись со всеми соседями, повесил пальто на сгиб руки и, подхватив все вещи, что были приготовлены, включая учебники и тетради, направился вниз, на первый этаж. Железные подковки на каблуках громко отбивали дробь по деревянному полу, но я ничего не мог сделать.

Внизу помог девчатам одеться, сам накинул и застегнул пальто, не забыв буденовку, и, держа в одной руке тюк с вещами, толкнул тяжелую дверь. На крыльце с большими колоннами я вдохнул полной грудью и, осмотревшись, сказал:

— Ну что? Ведите меня. Показывайте, где мой новый дом.

— Не новый. Ты там уже жил с нами. Целый год, — вздохнула Аля. — Только ты этого не помнишь. Жаль.

Мусора и грязи на дороге хватало. Конский навоз устилал брусчатку сантиметровым слоем дурно пахнущей жижи, но весенние ручейки, что текли по улицам, смывали ее.

Шли мы довольно долго, пока не вышли к домам старинной постройки. Трехкомнатная квартира Ивановых находилась в трехэтажном здании, что занимали семьи командиров и политработников Красной Армии.

Когда мы свернули во дворы — вход был оттуда, — нам навстречу попалась стайка ребятишек, которые, хором поздоровавшись, долго смотрели нам вслед, перешептываясь. Детишки явно были из семей командиров, говорили на чистом русском и носили пионерские галстуки.

Мне вот пришлось довольно трудно. Акцент присутствовал, но со временем я его убрал и тоже начал говорить довольно чисто. О том, что я знаю ридну мову, так никто и не догадался.

Я знал, что наша квартира располагалась на втором этаже, на одной площадке с квартирой батальонного комиссара Ефремова.

У входа дворник долбил лед и отбрасывал крупные льдины в сторону, расчищая площадку перед подъездом. Там уже были проброшены такие же доски, как и у госпиталя. Весна, грязь, слякоть и сырость.

— Здравствуйте, дядь Жень, — хором поздоровались с дворником сводные сестренки.

Тот, опершись о лопату и улыбаясь в усы, с интересом посмотрел на нас. Кроме усов он имел аккуратно подстриженную бородку. Одним словом, типичный дворник, в кожаном переднике, чтобы не забрызгаться.

— И вам не хворать… Что, тезка, уже вылечили?

Последний вопрос адресовался мне, поэтому пришлось отвечать:

— Да вроде как.

— Что, память не вернулась?

— Еще нет, — нехотя ответил я.

— Ну, дай-то бог вернется. Ты в Бога-то веришь?.. Нет? Ну и зря. Нужно верить…

«Где он был, когда нас убивали?!» — с колыхнувшейся в душе ненавистью подумал я.

Поднявшись на второй этаж по деревянной лестнице, я взял у Али ключ и, пощелкав врезанным замком, открыл дверь. Девчонки первые втиснулись в прохожую и, пыхтя, принялись снимать обувь и верхнюю одежду, поэтому пришлось подождать, пока они закончат.