Итер между тем все вел и вел стихотворное повествование, рассказывая о том, как некий владыка румийцев, теперь уже именуемый царем, собрал своих мудрецов и держал с ними совет — как справиться с неведомым монстром?

«Что одно существо — точно целая рать», — повторила про себя Тамара. У нее в голове вдруг словно зажегся огонек, крохотный, далекий светоч, который еще не в силах был разогнать клубящийся вокруг мрак, но уже служил путеводным маяком.

Итер заканчивал поэму. Мудрец говорил своему царю:

Прихлопнув ладонью струны, Бойша вскинул голову, заметил, что Тамара смотрит на него, и улыбнулся:

— Это очень длинная повесть о древних войнах. Написал какой-то человек по имени Низами. Так значилось на первой странице.

— А как называется? — задрожавшим вдруг от возбуждения голосом спросила Тамара.

— «Искандер-наме». Это имя царя. Я все не осилил, выучил только самые интересные куски… Эй, ты чего?!

Отмахнувшись от итера, Тамара вскочила, сжала ладонями виски. Огонек в голове девушке вспыхнул, как фальшфейер, залив светом все вокруг. Отдельные части пазла, лежавшие во тьме, стали видны, как на ладони. Осталось только сложить из них картинку.

«Хозяйка Круглого дома говорила о воине в рогатом шлеме, — расхаживая по палубе, лихорадочно думала Тамара, не замечая, что за ней с удивлением и надеждой следит уже не только Бойша, но и Мыря с Атямом. Мысли девушки скакали, как белки. — Рогатый золотой шлем, по легенде, был у Александра Македонского. Мыря упоминал его в истории об эгиде Афины Паллады. На востоке Македонского называли Искандером. Искандером Двурогим… Поэма Низами „Искандер-наме“. Неведомый противник, „одно существо — точно целая рать“. Вот! Вот оно! Искандер!!»

И она бросилась к Бойше, схватила за отвороты кафтана, тряхнула, приподняв итера с палубы:

— Ты! Ты когда меня Атяму на кладбище отдать хотел, подземельем с толстыми дверями и телегой железной о восьми колесах нас заманивал! Сам ты такого придумать не мог — значит, где-то видел! Где?! Говори! Говори!!

— Ну это… тайна наша… Мы Великим Постулатом клянемся, что никто… — важно начал Бойша, но, встретившись с совершенно бешеным взглядом Тамары, охнул и зачастил: — Есть, есть такое место! И повозка с железными бревнами на горбе есть! В Ухтинском краю, под землей. Только…

— Что — только?

— Знаки там запретные. Долго быть нельзя. Так Учителя говорят и профы.

— Какие знаки?

Бойша вытащил из-за голенища сапога нож и нацарапал острием на донышке миски кружок с тремя треугольниками внутри. Тамара посмотрела на творение итера и прошептала:

— «Радиационная опасность»… Значит, там есть источник радиации. Боеголовки… — И, тут же возвысив голос едва не до визга, снова тряхнула итера: — Где это? Как туда попасть? В каком состоянии «Искандер»? Ну, телега эта восьмиколесная?

— В хорошем, в хорошем, — отрывая от себя руки девушки, успокаивающе забормотал Бойша. — Ржи совсем нет, воздух там сухой и гудит все время что-то. Мы внутрь-то и не ходим, через оконце заглядываем. А ехать надо на полночь, по Серебряной плеши…

— Атям! — Отпустив наконец итера, Тамара выпрямилась, сорвала запотевшие очки. — Полный ход! Мы идем на Серебряную плешь. «Искандер» — наш единственный шанс.

Это была сумасшедшая гонка, о которой, как сказал Бойша, еще сложат песни и сказания. «Гиблец» мчался по завольским степям через овраги и обрывистые берега бурливых рек, через холмы, через заслоны чистунов и спустя двадцать дней вышел к Каме у Чистопольского посада.