— Дурень! — обругал он себя, едва путники втиснулись под своды какого-то разрушенного здания. — Выперся на чистоход, как козел по весне!

— Что случилось? — не поняла Тамара.

— Клювачи! Целый выводок. Высоко кружили, можа, и не заметили.

— Птицы?

— Смерть крылатая, — содрогнувшись, ответил итер.

Вновь пришлось пробираться через руины, избегая открытых пространств, и пересекать проплешины между домами бегом.

— Счас свечереет — и хана нам. Ночью тут и часу не прожить. Раступа я. Безумок, — корил себя Бойша. Мыря только похмыкивал, пряча в бороде улыбку. Когда молодой итер в очередной раз принялся браниться, Тамара не выдержала:

— Перестань, пожалуйста! Завел бодягу — тошно слушать.

Бойша удивленно посмотрел на девушку, но нытье прекратил.

Тропы все не было. Начало смеркаться, в небе зажглась облачная гарь.

— Если нам дальше к востоку надо, может, через метро попробовать? — предложила Тамара.

— Метро? — не понял итер.

— Ну, подземелья такие, по ним раньше поезда… железные повозки ходили. Неужели не знаешь?

— Какие подземелья? — Бойша постучал себя по голове согнутым пальцем. — Вода там. По самое горлышко все затоплено.

«А ведь и верно, — смекнула Тамара. — Грунтовые воды в случае остановки насосов в момент затопят все подземные коммуникации. Стало быть, все эти наши книги и фильмы о жизни людей после ядерной войны в системе метро основаны на весьма зыбком, и в прямом, и в переносном смысле, фундаменте».

— Еще час — и на ночлег встанем, — вдруг сказал, даже не сказал — распорядился молчавший от самой Красной осыпи Мыря. — Инда и впрямь туго придется.

Итер вскинулся, хотел, видимо, что-то возразить, но вместо этого Радостно хлопнул ладонью по прикладу автомата:

— Тропа! Вот она, родимая, куда упетлялась!

И Тамара увидела, что между груд обросшего мхом мусора, между Жестковыйного, колючего дурнотравья, между серых выкрошившихся стен и впрямь вьется дорожка, обросшая обычной тимофеевкой да Мятликом. Среди мрачных развалин она будто бы светилась мягким зеленым светом, манила, звала в далекие и наверняка счастливые далека.

— Добрые чары, — принюхался Мыря. — Добрые — и знакомые, что ль?..

Наверное, здесь и впрямь было какое-то колдовство. Залишаенный, переломанный древопадом, пересыпанный каменным прахом, бурьяном проросший, утонувший во мхах древний город у жилища кликуши вдруг словно сбросил с себя груз столетий, поднялся в полный рост, стряхнув с бетонных плеч сор и мерзость запустения.

Дома стояли под крышами, в окнах поблескивали грязные, но целые стекла. Крапивы стало меньше, да и была она тут пониже да пожиже. Исчезли заросли кустов, деревья высились стройные, с полными, живыми кронами. В воздухе разносилось гудение шмелей, и, глянув под ноги, Тамара увидела розовые цветы клевера, усыпавшие все вокруг.

Сам Круглый дом, бывший, видимо, во время оно каким-то торговым центром, возвышался на открытой лужайке, когда-то наверняка заасфальтированной. Окна нижних этажей оказались заложены кирпичом, над плоской крышей вился дымок. Из открытой двери навстречу путникам вышла… кошка. Обыкновенная трехцветная мурка с разорванным ухом и бабочкой усов вокруг лукавой морды.

— Кис-кис-кис! — позвала кошку Тамара. Та, услышав чужой голос, сердито натрющила губы и проворно юркнула за дверь.

— Тяжелая она, — пояснил Мыря. — Никого, кроме хозяйки, не подпустит.