Изменить размер шрифта - +
Пещера озарилась; варвар стоял на самой ее середине.
    Нельзя сказать, что подземный зал поражал роскошью и богатством убранства. В противоположных концах подземелья на возвышениях стояли два одинаковых трона, искусно вырезанные из драгоценного розового дерева и украшенные громадными черными жемчужинами - каждая стоимостью в добрый дворец, как тут же определил Конан. Вдоль стен тянулись каменные скамьи; стены украшала затейливая мозаика, изображавшая различные славные деяния Ханумана, Царя Обезьян. Этим, собственно, и исчерпывалось описание храма если не считать небрежно сваленных в углах груд драгоценной утвари, безделушек и просто золотых самородков вперемешку с самоцветными камнями.
    Однако в тот момент взоры Конана оказались прикованы отнюдь не к сокровищам. Он вспомнил слова Терши и Скарфена о том, что храм "захвачен" слугами Черной Ипостаси; однако это оказалось не совсем так. Храм изначально строился как средоточие сил двух ипостасей многоликого божества: Ханумана Размышляющего и Ханумана Черного, еще именуемого кое-где в народе Душителем. Согласно бытовавшим здесь, в Вендии, верованиям, Черный Хануман является к человеку в последние мгновения его жизни и, сжимая сердце незримой дланью, выдавливает из еще живого тела трепещущую душу. Занятие несколько мрачноватое, зато - с точки зрения вендийца - исключительно полезное. Что было бы, если б недостойные светлого посмертия души оставались неприкаянными, бродя вне Обители Богов дорогами сего мира?
    На одинаковых розоватых тронах в разных концах зала восседали два величественных изваяния. Слева от киммерийца застыла статуя зеленого камня, цветом очень похожего на изумруд, из которого изваяна была небольшая статуэтка Размышляющего Ханумана, добытая Конаном и Скарфеном из подвалов эмира в Аграпуре. Хануман сидел, задумчиво касаясь лба средним и указательным пальцами левой руки; правая, покоившаяся на коленях, перебирала четки. Неведомый скульптор гениально запечатлел выражение глубочайшей сосредоточенности и отрешенности в облике погруженного в раздумья Бога. Персты его были унизаны бесчисленными кольцами; два глаза полуприкрыты тяжелыми веками, третий же, в самой середине лба - напротив, широко раскрыт. В зеленоватой изумрудной оправе дивным огнем горел огромный бриллиант. Размером с куриное яйцо, идеальной формы, тысячегранный, он светился и играл так, что было не понять, отражается ли это свет бронзовых ламп от его бесчисленных граней, или же внутри самого камня живет его собственный магический огонь...
    Размышляющий Хануман был лишен всяких зримых атрибутов силы и величия, вроде скипетров, мечей, жезлов, секир и тому подобного; зато у его темного двойника этого добра имелось с избытком.
    Взглянув направо, Конан в первый миг не понял, отчего изображенную здесь Ипостась именовали "черной" - изваяна она была из чистейшего белого камня, сперва показавшегося киммерийцу слитком искристого серебра.
    Черный Хануман застыл, подавшись вперед, словно собираясь вскочить во гневе; узловатые длинные пальцы стискивали подлокотники трона, готовые схватить любое из окружавших трон смертоносных орудий. Мечи, копья, топоры, секиры, пилы, серпы, косы и тому подобное - все изображено с пугающим реализмом. Киммериец готов был поклясться, что в случае надобности это каменное оружие послужит не хуже настоящего.
    Кривоватые ноги Душителя напряглись, готовые в любой момент оторваться от пола: Бог словно готовился к стремительному и длинному прыжку. На шее его красовалось ожерелье из человеческих черепов - все, как один; были увенчаны царскими коронами.
    Лицо Черного Ханумана было иссечено частой сетью глубоких морщин; глаза скрывались под низко нависшими надбровными дугами. Могучие мышцы груди и плеч бугрились от напряжения: Бог-Душитель был готов к немедленному бою.
    После встречи с призрачным привратником ноги у Конана еще слегка подкашивались.
Быстрый переход