За спиной киммерийца раздался яростный шепот невидимого духа:

    – Долго же ты с ним толкуешь, потомок Гидаллы! Клянусь Древними Богами, этот бурдюк с кровью мне уже надоел. Руби-ка цепи, а как бросится, руби по ногам! И кончай с ним!

    – Во имя Крома, прикуси язык! Я сам знаю, кого и когда рубить! - рявкнул Конан и, повернувшшись к Шапшуму, пояснил: - Приятель меня торопит. Не терпится ему поглядеть, какого цвета у тебя кишки… Ну, может сделаем так, - он взлохматил густые черные волосы, задумчиво посматривая на великана, - ты не будешь меня есть, и я тебя не трону. Согласен?

    – А цепь? - пробурчал Шапшум. - Цепь разобьешь?

    – Может, и разобью. Но ты говорил, что она заколдована?

    Гуль тряхнул огромной головой.

    – Да! Сильные чары! Очень сильные!

    – Тебе не справиться, так?

    В ответ раздался тяжкий вздох, словно ветер прошумел по дремучему лесу.

    – Вот видишь, - сказал Конан, - тебе цепи порвать не под силу. И простым топором их не разбить, верно? Но в моей секире больше магии, чем в головах и задницах всех стигийских колдунов с времен древнего Потопа. Ты, падаль, сам убедишься, когда я разрублю цепь! И знаешь, что будет после этого? Ну-ка, пошевели мозгами!

    Великан оскалил клыки.

    – Шапшум не станет тебя есть. Лучше он съест черную козявку, что наложила чары на цепь! Так?

    – Не угадал. - Киммериец резким и сильным ударом рассек железное звено, освободив запястье великана. Рана Риорда, коснувшить зачарованной цепи, высекла сноп синеватых искр, и Шапшум с испуганным ревом попытался отпрянуть в сторону. На губах Конана мелькнула довольная улыбка. Ткнув катраба концом топорища в отвислый живот, он сказал:

    – Так и быть, я тебя освобожу, но ты, мешок с дерьмом Нергала, будешь мне повиноваться! Будешь служить, как пес хозяину - верно, преданно и без обмана! А не то… - он поднял секиру, погрозил. - Если уж мой топор справился с заколдованной цепью, как ты думаешь, что он сделает с тобой? - Рана Риорда снова свистнула, и еще один клок бурой шерсти закружился в воздухе.

    – А долгая ли будет служба, хозяин? - с печалью в голосе поинтересовался Шапшум. Похоже, он уверился в неодолимой мощи пришельца с топором и выглядел теперь совсем смиренным.

    – Недолгая. Отвезешь меня с приятелем в Иранистан и вернешься сюда. Тут перво-наперво выследи жреца и прикончи его - да поторопись, не то, клянусь Кромом, он опять наложит на тебя чары! Ну, а после… после можешь заняться остальными. И чтоб ни единой живой души в этой крысоловке не осталось, понял? - грозно нахмурившись, Конан потряс топором. - Как, годится тебе такая служба?

    При упоминании о живых душах кутруб явно повеселел.

    – Годится! Годится, хозяин! Не успеют погаснуть звезды, как я домчу тебя в Иранистан - те места мне знакомы. А ты уж постарайся с цепью… Да еще - как я вылезу отсюда? Дверь-то маленькая, а стены толстые… Я бы с ними справился, но только чего-нибудь перекусив. Маг, проклятая козявка, держал меня впроголодь…

    – О стенах, - молвил Конан, замахиваясь секирой, - забота не твоя.

    ***

    Когда они поднялись в ночное небо, усеянное яркими звездами, Рорта недовольно забубнил Конану в ухо:

    – Ты обещал мне жреца! Ты обещал мне море крови, а отдал всего четверых! Ты обещал мне всю стигийскую нечисть в крепости, а теперь их сожрет этот волосатый бурдюк! И его ты не позволил тронуть! Почему, потомок Гидаллы?

    Киммериец сплюнул вниз, где, озаренный лунным светом, высился на речном берегу древний семибашенный Файон.