Хотя Гролин и Фергис еще ворчали себе под нос, но достаточно ясно оценили мудрость Лисинки, чтобы внять ее совету.

Смотрители Taнзы проводили оставшиеся ночные часы в безмятежной дреме, за исключением некоторых, кто бодрствовал в силу обязанностей или просто личной неугомонности.

Среди спящих воинов Конан также не значился. Он проверял сторожевые посты, в то время как Тaрмис Рoг занялся врачеванием пострадавших мулов.

Покинув последний пост и возвращаясь в спящий лагерь, киммериец заметил по пути темную худощавую фигуру, словно тень, отделившуюся от дерева. Лунного света проникающего через ветви хватало, чтобы опознать в ней Kларнидеса.

— Привет, Селлус, — поздоровался капитан. — Ты был великолепен, защищая мулов.

— Под этим подразумевается мое падения на задницу и удары по уху? — осведомился варвар. — Можешь мне поверить, какая-нибудь танцовщица в таверне может дать мне фору.

Он полагал, что Kларнидес не увидит бестактности в его шутливом тоне. Но если наоборот, то тогда юнец недостоин звания капитана, занимая не ту должность.

Kларнидес расхохотался.

— Я как-то не думал об этом, но признаю, что это было также хорошо исполнено. Я только опасался, не собираешься ли ты оставить свои мозги на том стволе дерева.

— Разве капитану не известно, что я — житель севера? У нас у всех там, на голове твердая кость! — со смешком фыркнул Конан.

— Допускаю, подобные байки иногда не врут, — ответил Kларнидес. — Но интересно, сколько в них правды? Вот мой дядя, родом из Гандерланда, был одним из основателей Венариума. Его не оказалось среди вернувшихся домой людей, после того, как киммерийцы сожгли крепость. И позволь тебе сообщить, что дикари однозначно дали понять, что нас и дальше так будут встречать на Севере.

Находясь в составе одной из орд варваров, штурмующих стены пограничной заставы и обагрив в гандерской крови меч, Конан, не нуждался в такой информации. И он придерживался своей версии и собственных взглядов на историю.

— Знаешь, это было впервые, когда я убил человека, который пытался убить меня, — похоже, молодой капитан пребывал в болтливом настроении. — Или я или кто — либо еще. И мне кажется, что я действовал неплохо с мечом. Значит, мой учитель фехтования не обманывал моего отца, а тот был далеко не простак, которого легко провести. Когда сталь входит в живущую плоть, и кровь хлещет на тебя — все это сильно отличается от тренировочного боя, что не может не радовать, — продолжал он. — Я уверен, что твое первое сражение состоялось так уж давно, поскольку в твоих глазах нет никакого понимания того, что я тут говорю.

— Совсем не так, — возразил Конан. — Есть кое-какие вещи капитан, о чем человек никогда не забывает. В противном случае он перестает быть человеком.

Kларнидес вздрогнул.

— По крайней мере, я очень надеюсь, что боги оградят меня от этого.

Конан не слишком-то верил в богов, кроме Крома, сомневаясь, что они отвечают на молитвы прихожан, и не чтил тех людей, кто к ним взывал. Однако северянин сохранял надежду, что Kларнидес проживет достаточно долго, чтобы стать настоящим солдатом, или же найти другой достойный способ утвердиться в жизни. Останься Конан в Киммерии, то к настоящему времени его самый старший сын мог бы быть не намного моложе Кларнидеса, с отцом которого, возможно, варвар разговаривал на мечах в своем первом сражении.