Увидев, что Конан старается не смотреть на нее, Валерия поняла — она все еще не одета.
Проведя рукой по волосам, она убедилась, что гребень был бы бесполезен, даже если бы он у нее имелся. Крепкий нож или даже небольшой топор — вот что нужно, чтобы привести волосы в порядок.
— Все нормально, Валерия?
— Проснулась и готова к вахте, Конан. Разве этого недостаточно?
— Если ты сомневаешься...
— Я не сомневаюсь в своей способности нести караул. У меня есть сомнения относительно причин, по которым ты хочешь, чтобы я была сонная и беззащитная.
Даже в темноте ей было видно, как трясутся массивные плечи Конана, который еле сдерживает смех. Она поняла, что дала волю своему язвительному языку без всякого основания... и это в ответ на вопрос, заданный из добрых побуждений.
Но были ли побуждения добрыми? Валерия заняла столь высокое положение в рядах Красного братства не без знания, что представляют собой интриги между мужчинами и женщинами, даже когда наградой является просто удовольствие в постели. Когда наградой могло стать столько золота, что на него можно было купить корабль или пятьдесят женщин, такие интриги скоро становились кровавыми, и те, кто учился этому недостаточно быстро, находили смерть — и очень часто какую угодно, только не быструю.
Одно она знала точно, что мужчина, предложивший женщине выполнить за нее работу, может пожелать плату за свою услугу. Такую плату киммерийцу она давать не собиралась.
Если только он не такой, как остальные мужчины. Она действительно не встречала никого, похожего на него, — так далеко от родины, и все же готовый встретить любую опасность, будто он всюду как дома. Что, вероятно, недалеко от истины, если хотя бы половина того, что он рассказывает, правда.
Нет. В таком деле киммериец будет как и остальные мужчины. Если только он не евнух, а Валерия была уверена, что нет. Ведьма Таскела дала это понять достаточно ясно: она бы никогда не преследовала евнуха так, как преследовала Конана.
Валерия встала, что еще больше повредило ее штанам. Она оглядела себя с отвращением, затем сморщила нос от запаха обезьяньей шкуры.
— Как скоро ее можно будет носить?
— Здесь жарко и сыро, так что подсыхает она медленно. Возможно, нам придется взять ее с собой и сушить в дороге. Если только мы не найдем соли.
Валерия плюнула, не попав, однако, в растянутую колышками шкуру. Затем сняла штаны и рубашку и мгновение стояла обнаженной, пока превращала рубище в набедренную повязку.
— Вот, — сказала она. — Если почти все время будем в лесу, то деревья защитят мою кожу.
Она не могла не заметить восхищения во взгляде и в голосе Конана.
— Кроме солнца, есть еще и насекомые, Валерия.
— А как же куст каликантуса? Мне казалось, ты говорил, что его ягоды отгоняют и мошек, и червей
— Если ими натереть кожу, то да. Но некоторые покрываются волдырями.
— Лучше волдыри, чем всей быть искусанной насекомыми, — ответила она.
Конан пожал плечами:
— Тебе выбирать, женщина. По мне, так можешь обмазать себя любой вонью. Только лучше сделай это поскорее. Я бы хотел еще немного поспать.
Валерии было жалко, что Конан абсолютно не собирается ее обнять. Она вспомнила мгновения их окончательной победы в Ксухотле, когда объятие его могучих рук было не только вполне уместным, но и приятным.
Если и придет снова такое время, то определенно не сегодня ночью. Она начала рвать ягоды, раздавливая и втирая сок в кожу, не исключая и тех участков тела, которые будут защищены, как она надеялась, рубашкой, превращенной в набедренную повязку.
Соприкоснувшись с воздухом, сок ягод каликантуса вонял, как навозная куча. Однако он наверняка не подпустит ни насекомых, ни червей. Сок обжег, будто укус пчел, волдыри на ногах, но затем, напротив, успокоил боль. |