— Если ты думаешь, что я разбудила тебя дли того, чтобы...

Конана подмывало дернуть за щиколотку и посмотреть, переживет ли набедренная повязка падение на землю. Он оставил это желание: Валерия надела поверх одежды пояс с мечом и кинжалами и была готова, как всегда, ответить на грубую шутку сталью.

Сейчас и еще несколько дней Конану больше нужен надежный товарищ за спиной, чем женщина на руках.

— Ты разбудила меня, потому что уже рассвет и пора отправляться в путь. Правильно?

Движение головы вполне могло быть кивком.

— Какие-нибудь посетители?

— Никаких, с которыми я не могла бы разделаться самa, киммериец.

— А, значит, ты не убила семерых воинов. Ты просто истощила их силы своей женской...

Нога с силой пнула в ребра, и Конан уже был готов откатиться от удара меча. Но вот рука выпустила рукоять, губы дернулись — Валерия усмехнулась и расхохоталась. Она села и стала вычесывать из волос листья и обломки мелких веток.

— Я убивала людей и за более мелкие шутки, Конан. Запомни об этом.

— О, обещаю. Но если ты убиваешь людей и за более мне шутки, то почему бы не умереть за теленка так же , как и за быка?

Она состроила ему рожу и стала дальше расчесывать волосы. Еще через несколько мгновений она сделала все, что только возможно, не имея гребня и не срезая волосы под корень.

— Как ты и сказал, нам лучше отправиться в путь. — Она облизала губы: — Однако я бы не отказалась от глотка воды...

— Мы остановимся у первого же чистого ручья и вдоволь напьемся. Если найдем тыквы, их можно вычистить изнутри и наполнить водой. А сейчас нам лучше убраться отсюда.

— Думаешь, нас преследуют?

— Точно не знаю, но зачем превращать себя в легкую добычу? Джунгли во многом похожи на море — живет дольше тот, кто никогда не находится там, где враги ждут его.

— Такой опытный в военных делах, киммериец?

Конан уже готов был дать грубый ответ, когда вдруг понял, что в голосе Валерии меньше издевки, чем обычно. Он посмотрел на нее, а она покраснела до самых грудей и начала бормотать проклятия в адрес изнеженных недоумков из Ксухотла, которые держали у себя обилие украшений и драгоценностей, но не имели ни одной порядочной фляги для воды.

Глава III

— Ге-ква!

Сейганко выкрикнул ритуальное слово Ичирибу, означающее смерть, и кинул трезубец. Трезубец рассек утренний воздух, а затем вонзился в сине-зеленые воды Озера смерти.

Веревка, сплетенная из лиан и прикрепляющая оружие к поясу Сейганко, размоталась на два человеческих роста, и трезубец вонзился в рыбу-льва прямо под каноэ, после чего на поверхности, покрытой рябью, появилась кровь и пузыри.

Рыба-лев поднялась из воды, длинная и толстая как каноэ, с челюстями, которые могли проглотить ребенка. Поток крови и жидкости цвета старого золота бил из раны, в которой торчал трезубец.

Массивные челюсти по-прежнему лязгали, и зубы, длиной с палец, издавали звук, подобный удару копья о деревянный щит. Жаберные крышки — похожие на львиную гриву, что и дало рыбе ее название, — хлопали.

Сейганко подождал, пока в рыбе не пробудится инстинкт нападать на первый попавшийся предмет. Этим предметом оказалось каноэ, и длинные зубы вонзились в твердое дерево долбленки. Они так глубоко вошли, что воин понял — каноэ придется латать после сегодняшней рыбалки.

Яростно бьющаяся рыба дергала за веревку, и рукоять трезубца моталась вокруг. Сейганко, не думая о возможных ушибах, взял дубинку, перехватил обеими и с силой ударил между двух чешуйчатых пластин левым глазом рыбы.

— Ге-ква!

Слово оказалось правдой. Удар в самую уязвимую точку означал для рыбы-льва смерть. Дрожь пробежала по ней от зубов до хвоста, и зубы выпустили каноэ.