А Сальворас шел себе и шел нескончаемыми каменными переходами, пребывая в счастливом неведении относительно смертельной опасности, которой он подвергался. Путаница подземных коридоров освещалась редко расположенными, тусклыми масляными светильниками. Сальворас был одним из немногих, кто способен был разобраться в здешних лабиринтах. На самом деле секрет был очень прост, следовало только уметь читать путеводные знаки, остроумно спрятанные в узорах на каждом светильнике.

До тюремных камер оставалось уже недалеко. Даже если бы Сальворас не знал дороги, он безошибочно пришел бы туда по запаху. Вокруг все сильнее разило испражнениями и гниением. В последний раз завернув за угол, капитан остановился. Пришли!

Узкие глубокие камеры располагались по обе стороны коридора. Каждая была предназначена для полудюжины «постояльцев». Коридор же, по которому до них добирались, был шириной всего около трех футов. Конан находился в самой первой камере. Сальворас взглянул на него сквозь прутья решетки и убедился, что варвар по-прежнему висел на цепях, вделанных в стену. Капитан потянулся к кольцу с ключами и выбрал из связки один – большой, ржавый. Он всунул его в замок… и, уже поворачивая ключ, ощутил резкий, глубокий укол в бок.

– Борода Эрлика!.. – изумленно выругался Сальворас, роняя Хассима на пол. Он потянулся к пробитому боку и нащупал засевший между ребрами тонкий кинжал. Стало быть, замориец очнулся!.. Капитан понял, что во второй раз за последние несколько дней недооценил противника, и это грозило обернуться бедой. Яростно взревев, он выдернул из хорошо смазанных ножен тяжелый меч и собрался зарубить вора, ибо тот, заново оглушенный падением, беспомощно лежал на полу. Но занесенному клинку не суждено было опуститься на голову заморийца, Сальворас свалился, точно бык на бойне.

Хассим же, кое-как проморгавшись, поднялся на неверные ноги. Он с трудом их передвигал: удар кинжалом отнял у него последние силы. Вообще-то ему несусветно повезло с этим ударом. Кинжал попал совсем не туда, куда метил Хассим, но тонкое зазубренное лезвие каким-то чудом угодило в такое место, где на кольчуге капитана разошлось несколько звеньев. До Хассима, между прочим, только тут дошло, что его тюремщиком и жертвой стал не кто иной, как сам капитан Сальворас. Если бы не путаница в мозгах из-за побоев и яда, он узнал бы его сразу. А впрочем, Хассиму было все равно, кого убивать. Ему случалось без зазрения совести отправлять на тот свет людей, заслуживавших смерти куда менее, чем этот болван.

Искусство обращения с кинжалом сослужило мошеннику добрую службу. Нагнувшись, он самым немилосердным образом вырвал «черного дракона» из тела поверженного капитана. Зазубренное лезвие с треском разорвало еще несколько звеньев кольчуги. Сальворас неподвижно лежал на полу. Черный лотос постепенно погружал его в глубокий сон, от которого не было пробуждения.

Оставалось нанести завершающий штрих. Он поместит тело таким образом, чтобы Вальтреско решил, будто это Конан сцепился с Сальворасом и нанес ему смертельный удар. Тюремщик найдет в камере два трупа, каждый – с кинжалом в руке. Хассим повернул ключ в замке камеры и вошел. Шум, происходивший в коридоре, заставил Конана приподнять голову. Хассим с удовлетворением убедился, что варвар надежно прикован к стене толстыми цепями, приделанными к вмурованным кольцам, и в кандалах нигде не было слабины. Выглядел киммериец отвратительно: весь в грязи, а там, где грязь отвалилась корками, живого места не было от ссадин и синяков.