Но ради спасения бамула ему приходилось положиться на добрую волю Скиры. По его мнению, она отчасти этого заслуживала.
— У меня на родине имеются такие кристаллы, — сказал Конан. — Они обладают колдовской силой. Но это бабская магия. Вуона тоже женщина, но не умеет обращаться с колдовскими силами. А вот Скира — и женщина, и кое-что понимает в волшебстве. Отдадим кристалл ей.
— А если это разозлит Лизениуса? — спросил Бовену.
— Тогда, — сказал Говинду таким тоном, будто поучал ребенка (хотя Бовену был по крайней мере на пять лет его старше), — тогда мы будем держать язык на запоре и никому не скажем насчет кристалла до тех пор, пока Скира сама не уладит это дело.
Глава тринадцатая
Лизениус мало походил на обычного волшебника. Впрочем, Конан знавал многих колдунов, хотя и не любил это племя, и понимал, что они должны отличаться друг от друга, как и обычные люди.
Отец Скиры был почти одного роста с киммерийцем. Веди более здоровый образ жизни, он наверняка был бы так же силен, как Конан. Однако колдун слишком много времени проводил над свитками, согнувшись в своей пещере. Шелковое одеяние обтягивало его здоровенное брюхо. Одеяние было столь просторно, что могло бы послужить парусом для какой-нибудь барахской посудины. Явно, что Лизениус не отказывал себе ни в чем. Одевался он по последней аквилонской моде. С широких плеч свисал короткий боссонский плаш. Широкий кожаный пояс был явно пиктского происхождения. На поясе висел пиктский бронзовый кинжал.
Широкое лицо выглядело слишком молодым, так что трудно было поверить в то, что у колдуна взрослая дочь. Единственным, что указывало на зрелые годы, был широкий лоб с залысинами и роскошная борода, изрядно подернутая сединой. Глаза у него были такими же, как у Скиры, ярко-голубыми, похожими на глаза Конана. Но выражение этих глаз настораживало киммерийца.
— Вы хорошо послужили мне, — сказал Лизениус.
Конан немало путешествовал по свету, знал немало языков и сразу распознал аквилонский акцент.
Лизениус повторил:
— Очень хорошо послужили.
Колдун произнес последнюю фразу еще раза три, прежде чем Конан начал переводить ее бамула. Киммериец решил передавать своим воинам все, о чем он говорит с колдуном. Но не было причин делиться со своими людьми одолевавшими его относительно Лизениуса сомнениями. Инстинкты вынуждали Конана быть настороже, а киммериец доверял своим инстинктам. Если бы он этого не делал, то давным-давно покоился бы в холодной земле.
Сомнения Конана прорастали медленно, как мох. Он смотрел на Лизениуса. Похоже было, что тот родился в Аквилонии. а не в Боссонии, откуда, в свою очередь, бежал в Дебри Пиктов. Видимо, он повсюду практиковал магическое Искусство. Причем это повсюду заканчивалось именно тем, что его изгоняли. В Боссонии же ярость властей предержащих стоила жизни его жене, матери Скиры. Видимо, когда Лизениус появился здесь, в Дебрях Пиктов, его знание магии было достаточно заурядным и ничем не выделяло его из своры прочих колдунов. С другой стороны, все, что связано с магией, трудно назвать «обычным»!.. Конан раньше не верил в магию вовсе. Не верил до тех пор, пока не увидел корабли, плывущие по воздуху. Ясно было, что Лизениус прошел выучку у стигийских жрецов. У стигийцев длинные руки и много золота, с помощью которого они покупают друзей. Используя свою магию, Лизениус отыскал друзей даже среди пиктов. Причем его занятия Искусством
подняли престиж местных шаманов.
Теперь, думал Лизениус, настало время отомстить тем, кто изгнал его из цивилизованного мира и лишил жены. Он нашел управу на пиктов. В дальней пещере находится статуя древнего воина. Оживленная магией Лизениуса, статуя должна стать непобедимым защитником колдуна. Отныне те, кто нарушит границу его владений, проклянут день, когда родились на свет, слушая вопли своих умерщвляемых родственников прежде, чем и их собственные глотки будут перерезаны…
С пиктами у Лизениуса были особые счеты. |