Люди были сонными, большинство пробуждалось неохотно. Вот и Кубванде был не слишком дружелюбным.

— Конан сказал, что мы должны ждать его до рассвета, — сказал иккако. — Стало быть, до этого времени мы можем отдыхать и копить силы.

— Может быть, наши силы нужны Конану, вдруг он в опасности? — тотчас же спросил Говинду.

Молодому вождю было приятно отметить, что даже самые заспанные кивнули при этих словах. Похоже все-таки, не он один имеет такие представления о чести. Все бамула обязаны Конану жизнью, и не один раз. И Говинду был уверен, что не раз еще человек, называемый Амрой, спасет их, прежде чем они вновь увидят бамульские земли.

— Но ведь мы не знаем, куда он… — снова начал Кубванде.

Его прервал Бовену:

— Мы знаем, где происходит битва. Стало быть, и Конан там. Конан — великий вождь. Он повсюду находит врага.

На этот раз все с готовностью кивнули, даже Кубванде, хотя последний — с видимой неохотой. Говинду сделал Бовену жест ритуальной благодарности и дал себе клятву: когда он сможет вознаградить Бовену, тот будет более чем доволен.

— Тогда надо, чтобы кто-нибудь из нас пошел туда, — сказал Кубванде. — Я с удовольствием поведу людей.

Говинду покачал головой. Он был рад увидеть, что на лицах большинства отразилось недовольство предложением Кубванде.

— Мы не будем дробить наши силы перед лицом неизвестного противника. Наоборот, надо держаться вместе и выбраться поскорее из этого каменного мешка. Конана мы пойдем искать сообща.

— Мы были все вместе вплоть до настоящего момента. И именно благодаря этому мы и остались живы. И если теперь единение наше будет означать смерть, мы примем смерть. Значит, так угодно богам. Мы встретим смерть так, как встречают ее бамульские воины. И даже местные дикари станут кричать: охбе бамула!

Никогда прежде Говинду не приходилось произносить таких длинных речей. Теперешняя была даже длиннее той, которую он произнес во время испытания на зрелость. Однако она подействовала на остальных сильнее, чем он мог надеяться, учитывая, что в отряде были воины — ровесники его отца.

Боги ставят свою печать на тех, кого хотят видеть вождем. Говинду надеялся, что был достоин их доверия, равно как и доверия своих людей.

Никаких речей больше не было, лишь осторожные передвижения мужчин, готовых выступить в поход.

Теперь Конан шел по туннелям открыто, не таясь. Сейчас главным оружием была быстрота. Нужно как можно скорее вернуться к своим, прежде чем с ними что-либо случится. Все было возможно: коварство Лизениуса, атака хаканов, еще одно землетрясение — одним словом, все что угодно.

Все, кроме паники среди бамула. И не потому, что все они демонстрировали одинаковую неустрашимость в битве. Каждый, кто входил в его отряд, последовал за ним сквозь Переместитель. Они были с ним и после. Не так-то просто напугать таких людей.

Туннель становился все уже, потолок все выше, и в конце концов переход превратился в трещину в скале, достаточно широкую, чтобы худой мальчишка мог провалиться в черные глубины. Конан мог поклясться, что стены туннеля тоже разошлись. Это было плохо. Узкие проходы и узкая щель, через которые он пробрался в покои Скиры, могли стать теперь слишком тесными для крупного киммерийца.

Киммериец неожиданно сообразил, что путь, которым он теперь следовал, проходил мимо сокровищницы. Кроме того, Конан отметил, что в воздухе появились дым и пыль, а также тяжелая вонь, которую он без труда узнал. Где-то впереди хаканы.

На этот раз он был готов. Киммериец положил на землю кошелек и карту и пошел дальше, неся с собой лишь лампу и оружие. За первым поворотом дым и пыль стали гуще. Клубы пыли вертелись в свете лампы, который едва пробивался сквозь густую завесу.