— Понимаешь ли, девочка… — начал он. — Тебе сейчас лучше отсюда уйти.

Волна ярости захлестнула Любкину голову. Кондрат вспомнила Гошку, его темные глаза, курносый нос…

— Из-за нее погиб хороший человек! — кинулась она к старику. — Говори, что это такое!

Старичок захихикал, прикрыв глаза сероватыми веками.

— Жертвы — это хорошо, — пробормотал сглаживаясь в кресло. — Жертвы — это она любит.

— Говори! — снова подскочила к нему Кондрашова. — А то… а то… — Она повертела головой. — А то я разобью твою скрипку!

— Деточка, — старик уселся поудобней, сложив перед собой руки. — Ты прекрасно знаешь, что уничтожить ее нельзя.

— Ничего подобного! Можно! — Любка потрясла кулаком, в котором был зажат клочок бумажки, выпавший из скрипки.

— Нельзя! — Лицо старика стало серьезным. — Потому что никакая это не скрипка. Эта вещь даже отдаленно не похожа на музыкальный инструмент. Это волшебный предмет, черный шар, исполняющий желания.

— Опять заведет про какие-то там сады… — пробормотала Кондрат, вспоминая Наташкин рассказ.

— Вот именно. То, что ты видишь, это желание одного человека. Оно было настолько сильным, что скрипка обрела самостоятельную жизнь. Вот только для существования ей нужно небольшое условие… — Старик пошевелил пальцами в воздухе, подбирая слова.

— Жизни людей, — подсказала Любка.

— Не жизни, — поправил ее старик. — Желания. Желание стать выдающимся человеком. И умереть в расцвете своей славы. Так что смерть — это одно из желаний. Кто виноват, что оно исполняется так быстро? Кстати, чаше всего этими глупыми желаниями болеют творческие люди, честолюбивые, но малоталантливые. Они хотят стать первыми. И они ими становятся. Но ненадолго.

— Если скрипка исполняет желания, тогда она должна превращаться во что-то еще. Не могут же люди хотеть только играть на скрипке?

— Никто не знает, что в ее присутствии можно что-то желать, — скривился старик от необходимости что-то объяснять. — Видят скрипку и хотят стать виртуозными скрипачами. Вряд ли чертежник, увидев этот инструмент, захочет себе карандаш, не допускающий ни одной помарки.

Слушая старика, Любка сперва и не заметила, как начала подпадать под очарование его голоса, как музыка постепенно разлилась по всему ее телу.

А ведь когда-то и она хотела играть в оркестре Большого театра. Или даже быть солистом самого известного мирового коллектива. Значит, если она возьмет скрипку, то мечта ее сбудется…

— Откуда вы все это знаете? — Кондрашова быстро спустилась с небес на землю. Два года назад ей популярно объяснили, что никакого таланта в ней нет, что выше средненькой скрипачки она не поднимется, как бы ни трудилась над нотами.

Старик недовольно сощурился.

— А ты не так проста, как кажешься, — пробормотал он. — Редкое качество для девочки твоего возраста. Впрочем… У нас еще есть немного времени.

— Для чего? — насторожилась Любка.

— Я, скажем так, наблюдаю за этим инструментом, — старик поерзал в кресле, глаза его беспокойно забегали по комнате. Он старался не смотреть на девочку. — Ее нельзя уничтожить — ни разбить, ни сжечь, ни сломать. Это ценнейшая вещь. Я поддерживаю ее жизнь. Нужно просто время от времени давать ей подкрепиться…

Так это вы оставили ее на лавочке?

— Сквер стоит около музыкальной школы, — старик поморщился, Любкино любопытство ему надоело.