— Вакасян махнул рукой. — Неважно.
Морозов опять нажал на «пуск». И опять изображение запрыгало по экрану. Снимал любитель, ездил камерой туда-сюда так, что ничего нельзя было толком разглядеть.
— Вот тут что? Отмотайте, — попросил Грязнов.
Кадры побежали назад. И опять двинулись вперед, на замедленной скорости, дергаясь, как в стробоскопе.
Они сидели в аппаратной телестудии — есть и такая на «Мосфильме». То и дело входили какие-то озабоченные люди, к чему Денис все никак не мог привыкнуть, что-то брали, о чем-то спрашивали и исчезали. Жизнь тут не останавливалась ни на минуту, казалось, что разобраться в этом кипящем вареве никогда не удастся. А вот Денису как раз и предстояло расхлебывать эту кашу.
— Лена Медведева… Ксюша… Это Галка, гримерша. — Вакасян тыкал пальцем в монитор, указывая на размытые фигуры. — А это у нас кто? Это у нас я.
Денис пристально вглядывался в экран монитора.
— Вот, вот Линьков. — Морозов опять нажал на «паузу». — Около шкафа.
— Ну и что? — Вакасян махнул рукой. — Это еще репетиция, до первого дубля.
— Да, правильно.
— Поехали дальше.
Грязнов наблюдал за Морозовым и Вакасяном. Вообще у него складывалось такое впечатление, что это они расследуют убийство, а Денис просто зашел посмотреть, как это делается.
— Так, вот это уже съемка. — Вакасян откинулся в кресле. — Смотрим…
Виктор Максимов долго метался по комнате, подходил к шкафу, снова отходил, потом что-то писал на клочке бумаги, у него ломался карандаш…
— Наигрывает, как собака! — взорвался вдруг Вакасян. — Нет, ну ты мне скажи, разве это хороший актер? Разве его можно сравнить с молодым Баталовым или даже с тем же Куравлевым? Да у него же только и всего, что мордашка конфетная. Разве не так?
— Михал Тиграныч, я не по этой части. — Грязнов виновато пожал плечами. — Разрешите мне…
— Да, конечно, извините, — Вакасян вздохнул. — Сергей Петрович, перемотайте.
Морозов отмотал немного назад. Актер, написав записку, наконец вынул пистолет. Приставил к груди, потом к виску, сунул в рот…
— Ну ведь просил же его не превращать это все в дурацкую трагедию, любовь любовью не играют!.. — Вакасян раздраженно хлопнул себя по колену. Нет, блин, Макбета разыгрывает!
Когда актер наконец нажал на спусковой крючок, Грязнов даже вздрогнул, как будто ожидал выстрела.
«Стоп! Снято!» — закричал Вакасян, только не настоящий, сидящий рядом, а тот другой, на телевизионном экране.
«Печатать?»
— Это «хлопушка», помреж, — пояснил режиссер.
Дальше не было слышно, потому что камера опять принялась гулять по павильону и по лицам людей. Кто-то переговаривался, кто-то двигал осветительные приборы, отчего по полу плясали тени, операторша трепала за шиворот техника, который был крупнее ее раза в полтора.
«Не подходите к оружию, сколько можно просить!» — слышался голос Линькова.
Камера дернулась. И опять павильон заплясал, запрыгал. И опять пришлось смотреть на покадровом.
— Это Вадик, супер наш. Это Ксюша опять, бедная, замерзла в своем декольте, — начал снова перечислять Вакасян. — Это опять Лена. А чего она вообще-то здесь делает? Зачем приходила? — вдруг удивился он.
— Не знаю. — Морозов пожал плечами. — То ли к мужу, то ли к Варшавскому. У нее с Варшавским какие-то дела были. |