– Ну, тогда экспериментаторы, – Флинкс старался не терять надежды.

– Общественное возмущение заставило применить необычно строгое наказание. Большинство было приговорено к избирательной нейрохирургии. – Флинкс тяжело сел. Он знал, что это такое. – Все их воспоминания о фирме и ее деятельности были стерты. Личности и большая часть знаний сохранились, но они больше не знают ничего о фирме и ее деятельности.

– Мне казалось, это противоречит доктрине Церкви.

Септембер кивнул.

– Да, но общество было сильно возмущено, приятель. Можешь себе представить, какой это был праздник для Лиги противников науки. Часто мнение Церкви побеждает. Но в этом случае Внутренний Совет и Последний Оплот сочли благоразумным не вмешиваться. Конфликт между Церковью и правительством никому не был нужен.

– Но… ты можешь быть моим отцом.

– Я этого не отрицаю, парень. – Септембер вытянул ноги и поморщился. Одна нога затекла. – Насколько я тебя узнал, я бы таким сыном гордился, но, – вынужден он был добавить, – твоим отцом может быть любой из нескольких десятков доноров.

– А что если бы я был одним из неудачных детей?

– Молодой приятель, – серьезно сказал Септембер, – большинство этих бедных обреченных душ так и не узнали, когда их убили. Некоторые рождались без органов чувств, другие – с необычными чувствами. Без ног или без рук, или без того и другого. С лишними конечностями, с двумя головами или вообще без головы. Бывало еще хуже. Помни, большинство измененных детей оказались здоровыми. Больше того, сильнее и умнее среднего уровня. Пойми, я не защищаю фирму. Просто сообщаю факты. А факты таковы, что первая партия оказалась лучшей.

Первая партия, подумал Флинкс. В нем горело яростное холодное пламя. Пип нервно заерзал. Он был ингредиентом научного варева. Он был…

И тут он вспомнил слова Септембера.

– Некоторые рождались без органов чувств, – сказал он, – а другие с новыми чувствами. – Если его необычный дар – результат генетического манипулирования, значит могут существовать другие, обладающие таким же даром, они в ужасе, они сбиты с толку, ничего не знают о своих непредсказуемых способностях.

А что же Септембер? Что происходит за этим гранитным лбом, за этими прозрачными лазурными глазами? Возможный сын смотрел на возможного отца. Оба молчали.

– Какова может быть их функция? – Барон Лиссо ПН задал вопрос своему научному штату, с помощью троса подбираясь поближе к одному из черных кругов на поверхности артефакта хур'рикку. Физик‑самка подплыла к нему, В руках ее был массивный прибор. По форме он напоминал гантель, с двумя ярко‑красными шарами, связанными рукоятью. Поверхность прибора усеивало множество кнопок. Несколько небольших дисков были нацелены на черный круг.

– Данные измерений остаются неясными, достопочтенный, – сообщила физик. – Мы не можем проникнуть в черные области. Пока не установим их природу, я боюсь рекомендовать более близкий осмотр. Контакт с энергией или материей может привести оружие в действие.

– Ба, – ответил барон, – мы уже установили, что если в прошлом это и было оружием, сейчас оно не функционирует.

Под испепеляющими взглядами других ученых единственная возразившая попятилась.

– Достопочтенный, – все‑таки торопливо закончила она, – не нужно предпринимать поспешные действия.

– Оно не излучает энергию и не воспринимает энергию. Оно мертво, мертво уже миллионы единиц времени.