Так думала Лициния, ожидая красных. Они вскоре возвратились. Впереди шел Понтий, что-то говоря подбежавшему к нему Милихию.

Она прислушалась.

— Народ удалился: кто добровольно, а кого пришлось разогнать. Ранено несколько плебеев и плебеянок, трое убито.

— Демагог захотел крови, — сказала Лициния. — Да будет проклят он со своими благодеяниями.

XIV

Эмиссары Клеопатры сообщали ей из Рима о происках Октавиана против лиц, стремящихся к возрождению египетского царства.

Понимая, что война неизбежна, Антоний рассчитывал начать борьбу как защитник свобод, попранных тираном. Убедив консулов семьсот двадцать первого года от основания Рима, которые были его друзьями, что он желает уничтожить триумвират и восстановить республиканские законы, Антоний предложил им назначить в следующем году преемника Октавиану в начальствовании над легионами, когда тот оставит Рим в должности проконсула. Одновременно он приказал Клеопатре готовить военное снаряжение, машины и деньги.

Едучи в Эфес, Антоний получал в дороге письма от царицы. Она писала, что деятельно собирает хлеб, одежды и все необходимое для войны. Наконец, Клеопатра отплыла из Египта, взяв из сокровищницы Лагидов двадцать тысяч талантов. Она решила помогать Антонию в борьбе против Октавиана, посягавшего на египетское царство, и не допустить соглашения дуумвиров за счет независимости Египта.

Клеопатра ехала навстречу Антонию, стягивавшему свои корабли к Эфесу.

Лазурное море потемнело — был конец года. Вдали белели, как бы вздымаясь из волн; мраморные храмы Эфеса. Глядя на многочисленные суда, подплывавшие к пристани, царица слушала шутливые речи моряков о разгневанном боге морей Посейдоне, нахмурившем брови, и говорила Ирас и Хармион, которые стояли рядом с нею:

— Цезарь выехал из Рима — срок триумвирата кончился, римская республика восстановлена. Первого января консулы огласят заявление Антония о возвращении его к частной жизни и отрешат Октавиана от начальствования над легионами. Я уверена, что Цезарь прибегнет к насилию…

— Не волнуйся, госпожа и царица, — прервала ее Ирас, — не может быть, чтобы трус осмелился…

— Не трус совершит насилие, а Агрипиа… Если Октавиан захватит власть, трудно нам будет бороться с ним…

— Ты хочешь сказать, — вмешалась Хархмион, — что весь Рим станет на сторону Цезаря? Но ты забываешь, что консулы — наши друзья, и пока существует восстановленная республика, немыслимы враждебные действия против нас…

— Посмотрим, — с сомнением в голосе молвила Клеопатра, приказав готовиться к высадке.

Берег Азии приближался. Пристань, усеянная толпами народа, оживленно шумела. Накануне прибыли войска союзных восточных царьков, династов и тетрархов Азии и Африки, вытребованные Антонием, и город был наполнен разноплеменными воинами: здесь были храбрые мавры, прибывшие с царем Бокхом, ловкие низкорослые киликийцы — с династом Таркондиматом, суровые каппадокийцы — с царем Архелаем, свирепые пафлагонцы — с царем Филадельфом и комагенцы — с Митридатом, добродушные высокорослые фракийцы — с царями Садаласом и Ремиталпом, мрачные галаты — с царем Аминтой. По узким улицам проплывали над толпами лектики с гетерами, кифаридами, певицами, плясуньями и мимами. Мелькали прекрасные лица женщин и девушек, слышались их шутки, нередко двусмысленные, хохот юношей и мужей…

Клеопатра продолжала путь среди этого шума и сутолоки ко дворцу Антония.

Она застала проконсула в простасе. Окруженный римскими друзьями, он казался взволнованным и, держа в руке таблички, что-то говорил, когда в простас входила царица.