Не говоря уже о том, что голова гудела, как чугунная. Увы, дальше стало еще хуже, потому что, осознав физические неудобства своего положения, я вспомнила о том, что послужило тому причиной. Дотронувшись до виска - боль еще оставалась, но жить с ней было можно, - я медленно и осторожно поднялась на ноги; казалось, ноет каждая косточка, но пора было действовать. Вернее, давно было пора…
Я осторожно открыла дверь и выглянула в коридор - там было так же темно и пусто. Я не видела, что там никого нет, но чувствовала нутром эту пустоту. Когда я спасалась от санитаров, коридор освещала мутная лампочка под потолком, и теперь я долго и упорно шарила по стене, медленно продвигаясь вдоль нее, пока не обнаружила выключатель. При свете мне стало как-то спокойнее, и я, прислонившись к стене, стала соображать, что мне делать дальше.
Первым делом я взглянула на часы, которые на этот раз не пострадали - те, которые я разбила при падении с вышки, пришлось выбросить, на мне теперь были дешевые китайские - они показывали без пяти девять. Хорошо же я поспала! Наверное, Марк уже поднял тревогу. Официально рабочий день в «Ксанта» кончается в шесть, и он обычно в это время звонит мне, чтобы сообщить, что собирается делать - едет ли домой или задерживается. Я не из тех жен, которые бесконечно беспокоят мужей на службе, потому что и сама терпеть не могу, когда меня отрывают от дела, но и я иногда позваниваю Марку, особенно когда у меня нет возможности днем погулять с Глашей. Итак, не обнаружив меня дома и убедившись, что мой мобильник не отвечает, Марк неизбежно должен встревожиться и начать поиски. Но где? О моих планах относительно 173-й больницы был осведомлен только капитан Филонов, но как раз сегодня с утра его послали на какую-то операцию, и я рассчитывала дозвониться ему позже… Увы! Надо было немедленно добраться до телефона - и, кстати, попутно выяснить, где же я все-таки нахожусь.
Судя по всему, это было какое-то служебное здание, где не было больных, потому что ниоткуда до меня не долетало ни звука.
Набравшись решимости, я пошла по коридору, ломясь во все попадавшиеся по пути двери, но все они без исключения были заперты. Наконец коридор кончился - но не тупиком, а еще одной дверью, двустворчатой, которая отворилась чуть ли не сама собой. Специфический запах, меня преследовавший, усилился стократно; я наугад пошла вправо, стараясь нащупать выключатель, и ударилась боком обо что-то железное и холодное. Так как на ногах я держалась весьма шатко, то тут же потеряла равновесие и, вытянув перед собой руки, старалась задержать падение, однако мои пальцы коснулись чего-то липкого, холодного и омерзительного на ощупь, Я закричала от ужаса и все-таки упала, но не на пол, а на высокий стол… и на то, что на нем лежало. А лежал на нем труп - я это поняла, когда, лихорадочно размахивая руками, попыталась подняться и случайно дотронулась до застывшего в смертной маске лица.
Конечно, я не встала на ноги, а просто скатилась на ледяной каменный пол и долго так и лежала, вознося небесам хвалу за то, что мертвое тело не свалилось со стола вместе со мной. Постепенно я перестала хватать воздух ртом, сердце чуточку успокоилось. И тут я поняла, что попала в морг. Вот откуда этот знакомый запах, запах формалина с примесью сладковатого душка тления! В студенческие годы нас водили на занятия в судебно-медицинский морг, и этот залах тогда въелся не только в мою одежду, но и навсегда - в мою память.
Итак, я в морге- В отличие от большинства других психиатрических или наркологических больниц, в 173-й было патологоанатомическое отделение.
Когда я потеряла сознание, квадратный и длинный санитары на каталке привезли меня в морг. Но для чего? Если они решили, что я уже мертва, то совершенно логично было бы спрятать меня среди трупов, если же они подумали, что я просто сильно разбилась, то где же еще сподручнее превратить меня в хладный труп, какие в этом мрачном месте? Во всяком случае, слова человека, которого санитары называли Маргулисом и который, скорее всего, был у них главарем, не оставляли во мне сомнений. |