— Еще, товарищ сержант, что я хочу сказать, — продолжал директор. — Здесь заведены две книги жалоб. Одну выдают, когда люди желают писать благодарности, по ней и получают премиальные, другая — для жалоб, но ее никогда никому не показывают. Оба книги хранятся у буфетчика. Товарищ сержант, еще об одном хочу вам сказать. Только пообещайте не отказывать мне.
— Обещаю.
— Проверьте еще деятельность буфетчика! — Адыл-ака пугливо оглянулся вокруг, словно боясь, что нас кто-то может подслушать. И продолжал шепотом: — Он-то и есть главарь всей шайки! Все под меня копает, подлец, свалить хочет, ибо знает, что я всегда за честность, на стороне трудящихся. Такого жулика свет еще не видывал. И коньяк, и водка у него не натуральные. Он сна лишается, если двадцать граммов водки не разбавит восемьюдесятью граммами воды!
— Ну и негодяй!
— Вы его еще не знаете! Хотите убедиться сами, какой это страшный человек? Тогда идите, возьмите у него два стакана водки. Если я пойду, мне он нальет неразбавленной, прощелыга!
— Но ведь это как-то… водку… мне?..
— Опять хотите попасть впросак? — упрекнул меня Адыл-ака и мне стало совестно. Вмиг сбегал, купил два стакан водки у взмыленного буфетчика.
— Вот это я понимаю, вы храбрый молодой человек! — похвалил Адыл-ака. — Вот теперь выпейте один стакан, и, если ощутите хоть малейший привкус водки, — плюньте мне в лицо!
— Но я никогда ее не пил!.. — возразил я. — И потом, я ведь на службе.
Директор засмеялся, махнул рукой.
— Вот в том-то и дело, что это совсем не водка, а чистая вода.
— Да, но я все равно не могу…
— Ну, ладно, — Адыл-ака обиженно поднялся с места, направился к двери. — Я-то уж думал, что вы храбрый, умный юноша, настоящий Шерлок Холмс. Доверяя вам свои секреты, я не думал, что вы тотчас пойдете на попятный…
Мне не хотелось в самом начале расследования лишаться такого ценного помощника. Кроме того, разве мог я допустить, чтобы кто-нибудь хоть на миг, усомнился в моей храбрости, уме и смекалке?!
Одним махом я опорожнил стакан водки.
— Ну и как? — поинтересовался директор, возвращаясь назад.
В первый миг я не мог ответить, потом кое-как выдохнул из себя воздух и ответил, скривившись от отвращения:
— Гадость какая-то… Очень горькая.
— Молодец! Я не ошибся в вас. Сразу смекнули, какой гнусностью поит людей этот буфетчик. Чистую водку выпьешь — удовольствие получаешь, душой и телом отдыхаешь, а этот настоящую отраву продает, будь он проклят! Воруй, воруй, но знай же меру, несчастный! Выпейте второй стакан тоже, а то тошнить будет. От такой гадости только так и спасаются…
— Не могу, голова кружится.
— Вот потому-то и говорю вам: выпейте еще! Все сразу пройдет. Вот так. Молодец! Парень вы, оказывается, не из робких, можете с любыми трудностями справиться. Ах если бы все милиционеры были такими, как вы!
Головокружение у меня теперь и вправду немного прошло. На душе стало радостно, весело. Я поцеловал Адыла-ака в лоб.
— Вашу бескорыстную помощь органы милиции оценят по достоинству, — заявил я. — Хотите, я вам спою?
— Погодите, дорогой, вы нам еще и спляшете, — сказал Адыл-ака и вроде бы уплыл куда-то.
Больше я ничего не помню.
Сон это или явь?
Открыв глаза, я обнаружил, что лежу в кабинете Атаджанова на диване. Видно, меня обливали водой — весь был мокрый. В комнате кроме Салимджана-ака сидели лейтенант Артыков, самый пожилой сотрудник нашего отдела, который называл меня «пареньком», капитан Карабаев из следственного отдела. |