— А потом? — спросил я, подождав, пока она успокоится. — Вы больше не…

— Да, — сказала Ира, переместив меня в другой мир, где я ни за что не хотел бы оказаться и где никогда не был в прошлой жизни. Не могло такого быть. Я знал Иру. Свою. Ту. Не эту. Но ведь это — она. Моя. Та самая. Только память ещё…

— Несколько раз, — сказала она. — Как наваждение. Я не хотела, но почему-то приходила… он даже не звал меня… сама… не знаю, что это… с тобой ходила редко, ты помнишь… извини, не помнишь, конечно… ты чаще ходил к нему один… я днём, когда у него не было лекций… ты вечером…

Вот почему Лёва смотрел на меня таким отчаянным взглядом.

— Я не хочу здесь быть! — Ира прошептала эти слова, но они прозвучали так громко, будто она их выкрикнула во весь голос. Мне показалось, что от её крика звёзды вздрогнули, и какая-то из них упала, сверкнув над крышами. — Я не хочу себя такую! Возьми меня отсюда!

У меня зуб на зуб не попадал, а потом я начал дрожать всем телом, будто на улице стоял адский холод. Мне не хотелось жить — не здесь, а вообще. Я не хотел, чтобы существовал мир, где моя Ира… В сознании промелькнула и спряталась мысль, что сейчас, возможно, решается не только моя судьба, мысль была фразой из графоманского романа, к реальности она не могла иметь никакого отношения. В реальности была только Ира, стоявшая передо мной со стиснутыми ладонями. В реальности были только её взгляд и её память, принадлежавшая не ей, но и ей тоже. В реальности был мой друг, меня предавший, моя работа, которая не имела — я это знал — никакого смысла. В реальности были небо и звёзды над головой, смотревшие на меня с насмешкой. Я видел, как они издевательски усмехались, и слышал слова, звучавшие, конечно, в моём мозгу и нигде больше, но от этого не становившиеся менее значимыми: «Бабочка взмахнёт крылышком, и Вселенная, вздрогнув, закончит, наконец, цикл эволюции».

«Я не хочу здесь быть!»

Значит — нигде. Потому что во множестве эмуляций есть такие, где случилось худшее, чего я представить не мог. И такие, где худшее ещё не случилось, и нам с Ирой пришлось бы пережить беды не в навязанной памяти, а в реальности. И ещё есть эмуляции, где всё с нами хорошо, но количество несчастий в мире зашкаливает за верхние пределы человеческих возможностей. И великое множество эмуляций, где всё замечательно и с нами, и с миром, золотой век, но как их найти среди бесчисленного количества миров, если по законам вероятности оказаться в худшем мире куда легче, чем в лучшем?

«Я не хочу здесь быть!»

Ира прижалась ко мне всем телом, её тоже бил озноб, в этом мире было холодно, как не бывает в лютую антарктическую зиму.

Я должен был взмахнуть крыльями и вызвать ураган. Ураган пронесётся по всем эмуляциям, и они обрушатся, как обрушивается непрочное строение. Вселенский квантовый компьютер завершит, наконец, своё вычисление, и Вселенная схлопнется, мир провалится в точку, в сингулярность, и всё начнётся сначала, и когда-нибудь через миллиарды лет кто-то, похожий на меня, и кто-то, похожий на Иру, родится на планете, похожей на Землю, в стране, похожей на Советский Союз… Это будем не мы, потому что ничто не повторяется, хотя должно повториться в программах конечных автоматов.

Взмахнуть крыльями… Что-то я должен был сделать. Сейчас, пока во льду не застыли мысли.

Разве от мыслей зависит выбор? Любое решение принимается там, где нет сознания, а только инстинкты и квантовые законы, позволяющие миру существовать в почти бесконечном числе разных вариантов?

Бабочка взмахивает крылышками, и наступает утро, встаёт солнце…

…мы смотрим друг на друга, и нет больше ничего…

…мимо проезжает машина… «даяцу»… разве их уже выпускают? Где-то я видел этот автомобиль… не вспомнить…

Машина медленно сворачивает к хлебозаводу…

Дежа вю.