А что? — снова повернулся он назад, к Ирке с Пашкой, поскольку я уже три раза согласно кивнула. «Тарелки мама предпочитает глубокие, а теть Наташа — плоские, с шишечками, праздничные такие…» — встревоженно думал Пашка, поглаживая Иркино плечо в промокшей куртке.
Но судьба в виде дождя, луж и черной «Тойоты», пролетевшей навстречу, помогла не отвечать нам на сомнительное утверждение Инкиного отца, поскольку волна грязных брызг из-под огромных колес фейерверком влетела в открытое окно нашей машины.
— Ко-озел, блин, ваще! — отплевываясь, мотал головой дядь Витя, пока я искала в сумке салфетки. — Все люди как люди, а этот — козел! Спасибо, не надо! — он отпихнул мою руку. — Мама не горюй! Где вам?
Мы уже подъезжали к нашей остановке.
— Можно здесь, не поворачивайте, — предложила я, а дядя Витя не возражал: — У матросов нет вопросов! Сейчас я вас десантирую…
— Спасибо! Еще раз с наступающим! — мы побежали к подъезду.
Рамблер-почта. Написать письмо.
«На месте. Осматриваюсь. Жду объект».
Отправить письмо. Вы не указали тему письма.
Тема письма — «Ликвидация».
— Пра-авильно! Я ж так и хотела! Наташ, а я шо говорю? — услышали мы, толкаясь в тесном коридоре. Всем хотелось как можно быстрей скинуть промокшую обувь и присоединиться к сухому праздничному теплу. Ну и к столу присоединиться тоже было бы неплохо!
— Давайте, — мамуля появилась в прихожей, чтобы забрать мокрые куртки, и по ее лицу я поняла, что она-то как раз не все так хотела, как Пашкина мама!
— Все готово? — осторожно поинтересовалась я, заглядывая в зал. Благодаря стараниям мамули, сияющая новогодняя сказка была готова начать свое представление в рамках этой комнаты — голубая атласная скатерть была прикрыта белой кружевной, словно только что выпавший снежок, а в центре волновался букет из белых роз, еловых шишек и серебристых бантиков. Японский фарфор красовался на голубых салфетках, а начищенный хрусталь искрил в предвкушении праздника.
— Молодец! — я чмокнула зардевшуюся мамулю в гладкую щеку. — А… — начала я, но в зал, громко топая, вошла Любовь Яковлевна и, резво сдвинув одну из салфеток в сторону, отчего о бокал жалобно звякнуло семейное серебро, пристроила на край стола какое-то блюдо с яркой массой, капнув маслом на белое кружево.
— Ну красота! — объявила она, любовно оглядывая стол.
— О… — услышала я глухой стон родительницы и поспешила поддержать ее за руку — высокие каблуки мамули и низкое оформление блюд будущей свахой могли не слишком хорошо сказаться на ее устойчивом положении.
— Вы меня извините, это шо за лицо? — тем временем несказанно удивилась мама Пашки, обратив внимание на мамулю. — Опять не подходит? Наташ? А че? — и, уперев руки в крутые бока, сурово воззрилась на свою сегодняшнюю соратницу по кухне. Там, правда, еще находилась наша подруга Даша с мужем Игорем и пятилетними двойняшками Машкой и Сашкой, но они, как гости, выполняли чисто исполнительную функцию — таскали колбаску, огурцы и горошек из салата.
— Люба, ну зачем столько свеклы? — пока еще интеллигентно, тихо вскричала мамуля, прикладывая ухоженную руку ко лбу. — И везде масло! Вот это что? — она указала блестящим розовым ногтем на длинную тарелочку, в которой что-то краснело, чернело, а сбоку приклеилась чешуя.
— Салат из скумбрии! — бодро отрапортовала Любовь Яковлевна, любовно закидывая выползшее колечко лука обратно в тарелку. |