Отец уже поднимался по лестнице, держась рукой за перила, внешне спокойный и неторопливый. Но шедший за ним Марчелло видел, что он шагает через две ступеньки, молча взлетая на площадку второго этажа. Словно сказочный людоед в семимильных сапогах, подумал Марчелло, ничуть не сомневаясь, что размеренная и угрожающая поступь отца возьмет верх над беспорядочным и поспешным бегством матери, которой мешала узкая юбка. "Сейчас он убьет ее", — подумал он, следуя за ними. Оказавшись на втором этаже, мать бросилась к своей комнате, но не успела закрыть дверь, и отцу удалось прорваться к ней. Когда Марчелло поднялся наверх, то заметил, что шум ссоры внезапно сменился тишиной. Дверь материнской комнаты оставалась открытой. Марчелло в нерешительности застыл на пороге.

Вначале в глубине комнаты, по обеим сторонам широкой низкой кровати, стоявшей у окна, он увидел только две большие легкие занавески, которые задувало сквозняком, к самому потолку, они почти касались люстры. Эти бесшумно парящие полосы ткани, белевшие в темноте комнаты, создавали ощущение пустоты, словно родители Марчелло вылетели в распахнутые окна и исчезли в летней ночи. Потом в полосе света, падавшего из коридора через дверь и освещавшего кровать, он наконец разглядел родителей. Точнее, увидел только отца, со спины. Он почти закрывал собою мать, виднелись только ее разметавшиеся по подушке волосы и поднятая к спинке кровати рука. Мать судорожно, но безуспешно пыталась ухватиться за спинку, в то время как отец, навалившись на нее всем телом, делал руками такие движения, словно хотел удушить. "Он убивает ее", — убежденно подумал Марчелло, стоя на пороге. В этот момент он испытывал необычное чувство воинственного и жестокого возбуждения и вместе с тем желание вмешаться в борьбу, но он и сам не знал толком, чего ему хотелось — помочь отцу или защитить мать. Вместе с тем его манила надежда, что это преступление, куда более тяжкое, перечеркнет его собственный проступок: в самом деле, что такое убийство кошки по сравнению с убийством женщины? Но в тот самый момент, когда, поборов последние сомнения, завороженный, он двинулся вперед, мать пробормотала тихим, ласковым и вовсе не сдавленным голосом: "Пусти меня", и, как бы противореча этим словам, ее поднятая рука, искавшая спинку кровати, опустилась и обвила шею отца. Удивленный, Марчелло отступил назад и вышел в коридор.

Потихоньку, стараясь не скрипеть ступеньками, он спустился на первый этаж и направился к кухне. Теперь его снова мучило любопытство: он хотел узнать, была ли кошка, спрыгнувшая с окна в столовую, той самой, которую он считал убитой. Толкнув дверь, он увидел мирную домашнюю сцену: пожилая кухарка и молоденькая горничная сидели в белой кухне за мраморным столом, между электроплитой и холодильником, и ели. На полу, под окном, кошка, показывая розовый язычок, лакала молоко из миски. Он сразу с разочарованием увидел, что это была не серая, а совсем другая, полосатая, кошка.

Не зная, как объяснить свое появление на кухне, Марчелло подошел к кошке, наклонился и погладил ее по спине. Кошка, не переставая лакать молоко, замурлыкала. Кухарка встала и закрыла дверь. Потом открыла холодильник, достала оттуда тарелку с куском пирога, поставила ее на стол и, пододвинув стул, спросила Марчелло:

— Хочешь кусок вчерашнего пирога?.. Я его оставила специально для тебя.

Марчелло, не говоря ни слова, отошел от кошки, сел и начал есть пирог.

Горничная сказала:

— Не понимаю я некоторых вещей… у них столько времени в течение дня, столько места в доме, а они ссорятся именно за столом, в присутствии ребенка.

Кухарка нравоучительно заметила:

— Когда нет желания заниматься детьми, лучше их и не рожать.

Горничная, немного помолчав, добавила:

— Он по возрасту ей в отцы годится… понятно, что между ними нет согласия.