— Не думаю… Зачем ему выходить?

— Тогда чего же ждут все эти люди?

Ничего, у них привычка приходить на площадь и призывать кого-нибудь.

Марчелло потихоньку кружил по площади, почти раздвигая бампером не желавших расступиться людей. Джулия неожиданно сказала:

— Знаешь, я чувствую себя разочарованной.

— Почему?

Я думала, они устроили бог знает что: сожгли дома, поубивали людей. Когда мы вышли из дома, я боялась за тебя и поэтому поехала вместе с тобой. А на самом деле ничего подобного: только крики, аплодисменты, да здравствует, долой, песни, шествия…

Марчелло не удержался и ответил:

— Худшее еще впереди.

Что ты хочешь сказать? — спросила она, внезапно испугавшись. — Худшее для нас или для других?

— И для нас, и для других.

Он тут же пожалел о сказанном, ибо почувствовал, как Джулия сильно, с тревогой сжала его руку:

Я все время знала: то, что ты говорил мне, неправда, неправда, что все уладится, а теперь ты это подтверждаешь.

— Не бойся, я сказал это просто так.

На сей раз Джулия промолчала и только сжала его локоть обеими руками и прильнула к нему. Ему было неудобно, но отталкивать ее он не хотел. Марчелло снова повел машину к Корсо, но окольным путем. Оказавшись на Народной площади, он оттуда, вйрхом, по Пинчио, направился к вилле Боргезе. Они пересекли Пинчио, темный, уставленный мраморными бюстами, обогнули круг для верховой езды и поехали к улице Бенето. Когда они были уже у выезда из ворот Пинчио, Джулия сказала вдруг печальным, вялым голосом:

— Я не хочу ехать домой.

— Почему? — спросил Марчелло, замедляя скорость.

Не знаю почему, — ответила она, глядя перед собой. — У меня сердце сжимается, как только я об этом подумаю: мне кажется, что из нашего дома мы уедем навсегда. В общем, ничего страшного, — поспешно добавила она, — просто мы должны оттуда переехать.

— Тогда куда ты хочешь сейчас?

— Туда, куда хочешь ты.

— Хочешь, съездим на виллу Боргезе?

— Да, давай поедем.

Марчелло направил машину по длинной темной аллее, в конце которой белело здание музея Боргезе. Когда они доехали до небольшой площадки, он остановил машину, выключил мотор и сказал:

— Хочешь, пройдемся?

— Да, пойдем.

Они вышли из машины и, идя под руку, направились к садам, находившимся за музеем. Парк был пуст, из-за политических событий он обезлюдел, не было даже влюбленных парочек. В полутьме, на темном фоне деревьев белели застывшие в элегических или героических позах мраморные статуи. Они дошли до фонтана и на какое-то время задержались у него, молча глядя на черную неподвижную воду. Джулия сжимала руку мужа, крепко сплетя свои пальцы с его. Они зашагали снова и попали в очень темную аллею в дубовом леске. Сделав несколько шагов, Джулия внезапно остановилась, повернувшись, обхватила рукой шею Марчелло и поцеловала его в губы. Они долго стояли так, обнявшись, и целовались прямо посредине аллеи. Потом оторвались друг от друга, и Джулия шепнула, взяв мужа за руку и потянув в сторону леса:

— Пойдем, займемся любовью здесь, на траве.

— Что ты! — невольно воскликнул Марчелло. — Здесь?..

Да, здесь, — ответила она. — А почему бы и нет? Пойдем, мне нужно это, чтобы снова почувствовать себя уверенной.

— Уверенной в чем?

Все думают о войне, о политике, о самолетах… а ведь можно было бы быть просто счастливыми… Пойдем… Я бы сделала это посредине одной из их площадей, — с внезапным ожесточением сказала она, — хотя бы для того, чтобы показать, что я способна думать о другом.