Изменить размер шрифта - +

Откуда она узнала?

Трудно сказать. Кто-то мог нас увидеть. Может, Эстебан… Она слышала, как я уходила из дома. Слышала, как я возвращалась.

Ты ничего не отрицала?

Нет.

Ну и что сказал твой отец?

Ничего. Ровным счетом ничего.

Почему ты не сказала об этом мне?

Ты был на горе. Я обязательно все рассказала бы. Но когда ты вернулся, тебя сразу арестовали.

Это он устроил?

Он…

Как ты могла ему в этом признаться?!

Не знаю… Я повела себя глупо. Но ее высокомерие… Я заявила ей, что не дам себя шантажировать. Я была в бешенстве.

Ты ее ненавидишь?

Нет, вовсе нет. Но она постоянно твердит мне, что я должна принадлежать только себе, и в то же время старается подчинить меня своей воле… Нет, я не испытываю к ней ненависти. Просто она не в силах удержаться от соблазна… Но я разбила сердце отца… Я разбила его сердце.

Он так ничего тебе и не сказал?

Нет.

Что он сделал?

Встал из-за стола. И ушел к себе.

Ты рассказала ему все, когда вы сидели за столом?

Да.

При ней?

Да. Он встал, ушел к себе, а на следующий день до рассвета уехал. Заседлал лошадь и уехал… Взял собак и отправился в горы. Я решила, он хочет отыскать тебя и убить…

Она заплакала. Люди за другими столиками бросали на них удивленные взгляды. Она сидела опустив голову и беззвучно рыдала. Только плечи ее чуть вздрагивали и по щекам катились слезы.

Не плачь, Алехандра… Не надо.

Она покачала головой.

Я все разрушила… Я хотела умереть.

Не плачь. Я все исправлю.

У тебя ничего не выйдет, возразила она и посмотрела на Джона Грейди. До этого он никогда не видел, что такое отчаяние. Он только теперь понял, что это такое.

Он отправился на гору? Так почему же он не убил меня?

Не знаю. Может, он боялся, что тогда я покончу с собой.

Ты бы это сделала?

Не знаю.

Я все исправлю. Ты должна мне позволить…

Она покачала головой.

Ты ничего не понимаешь.

О чем ты?

Я не подозревала, что он может разлюбить меня. Я думала, что он на такое не способен. Теперь я убедилась, что ошибалась.

Она вынула из сумочки платок.

Извини… На нас смотрят…

 

Ночью шел дождь, ветер вносил шторы в комнату, и было слышно, как дождь шумит по каменным плитам дворика. Он крепко прижимал к себе ее нагое бледное тело, а она плакала и говорила, что любит его. Он предложил ей стать его женой, говорил, что может зарабатывать на жизнь, что они уедут к нему на родину, будут жить там и ничего плохого с ними не случится. Она так и не смогла заснуть, и когда он проснулся поутру, то увидел, что она стоит у окна в его рубашке.

Вьене ла мадругада, сказала она.

Да.

Алехандра подошла к кровати, села на краешек.

Я видела тебя во сне. Мне приснилось, что ты умер.

Вчера?

Нет, давно. Еще до всего этого… Исе уна манда…

Чтобы сохранить мне жизнь?

Да. Тебя пронесли по улицам города, в котором я никогда не бывала. На рассвете. Дети молились… Льо-раба ту мадре… Кон мас расон ту пута.

Он прижал ладонь к ее рту.

Не надо говорить такое…

 

Они вышли в город спозаранку, слоняясь по улицам без цели. Они заговаривали с метельщиками, с женщинами, которые мыли ступеньки своих маленьких магазинчиков. Они позавтракали в кафе, а потом пошли бродить по маленьким улочкам, где торговки раскладывали на лотках свой товар. Джон Грейди купил клубники у мальчишки, который взвесил ягоды на медных весах и положил в кулек. Они зашли в парк Независимости, где на высоком пьедестале стоял ангел с одним крылом. С его запястий свисали разорванные оковы. Джон Грейди отсчитывал про себя часы, оставшиеся до прихода поезда с юга, который увезет – или, может, не увезет – ее.

Быстрый переход