Редбо и Малыш стояли у стены конюшни и дрожали, закатывая глаза. Джон Грейди навел револьвер на человека у стены и окликнул чарро. Тот не отозвался, тогда Джон Грейди, снова окликнув его, велел принести седло и уздечку для второй лошади, а также веревку и пригрозил в случае ослушания пристрелить того, кто сидел у стены. Несколько минут спустя чарро появился в дверях конюшни. Прежде чем выйти, он громко назвал свое имя, словно произнеся заклинание от беды.

Джон Грейди велел ему выходить, пообещав не стрелять.

Пока чарро седлал и нуздал Редбо, Джон Грейди разговаривал с конем. Гнедой Блевинса лежал, и бока его по-прежнему мерно вздымались и опускались, и рубашка Джона Грейди взмокла от жаркого конского дыхания. Он вдруг понял, что дышит в такт гнедому, словно часть лошади дышала внутри него самого, но потом он почувствовал, что есть более глубокое сродство, которое, впрочем, он лишь смутно ощущал.

Он посмотрел на ногу. Штанина потемнела от крови, и кровь была на земле. Его охватило странное оцепенение, но боли он не чувствовал. Чарро подвел заседланного Редбо. Джон Грейди чуть приподнялся и посмотрел на гнедого. Тот покосился на него, потом уставился в голубую бездонную высь. Джон Грейди оперся о винтовку и попробовал встать. Тут же правую половину тела пронзила жгучая боль, и он судорожно, со всхлипом втянул в себя воздух. Гнедой Блевинса тоже стал подниматься и резко потянул веревку. Тогда из конюшни раздался вопль, и, шатаясь, появился капитан. Руки его были заведены за спину, и он согнулся пополам. Он напоминал дикое животное, которое охотники вытаскивают из норы. Капитан потерял свою фуражку, черные волосы висели длинными патлами, лицо посерело. Когда гнедой дернулся от выстрела, веревка рванула капитана, вывихнув ему плечо, и теперь он мучился от боли. Джон Грейди отвязал эту веревку от подшейника гнедого, взял другую, ту, что принес чарро, закрепит один конец на упряжи, а второй сунул чарро в руки и велел привязать к луке седла Редбо, а потом вывести двух остальных коней. Потом он посмотрел на капитана. Тот сидел на земле скособочившись, со скованными за спиной руками. Мексиканец по-прежнему стоял у стены на коленях, подняв руки вверх. Когда Джон Грейди посмотрел на него, тот покачал головой.

Эста локо, сказал он.

Тьенес расон, отозвался Джон Грейди.

Джон Грейди велел ему вызвать из сарая стрелка, мексиканец послушно окликнул того раз, другой, но тот не показывался. Джон Грейди прекрасно понимал, что, во-первых, стрелок в сарае не даст им спокойно уехать, а во-вторых, надо что-то делать с перепуганным гнедым. Он велел чарро посадить капитана на мышастого, а сам оперся о гнедого и со вздохом посмотрел на раненую ногу. Когда он снова обернулся к чарро, тот уже стоял с мышастым возле капитана, который, однако, не выказывал ни малейшего желания сесть на коня. Джон Грейди уже было нацелил револьвер, чтобы выстрелить капитану под ноги, но вовремя вспомнил про гнедого. Затем он еще раз покосился на стоявшего на коленях и, пользуясь винтовкой как костылем, подобрал поводья Редбо, волочившиеся по земле, сунул револьвер за ремень, поставил здоровую ногу в стремя и, собравшись с духом, перекинул раненую ногу через спину коня и сел в седло. На это он затратил больше сил, чем требовалось, потому что понимал: если с первого раза не получится, на вторую попытку сил не останется. Но ему сопутствовала удача, хотя он и вскрикнул от боли. Затем он отцепил веревку от луки седла и подал лошадь задом к капитану. Он не выпускал из рук винтовки и приглядывал за сараем, где затаился стрелок. Он чуть было не наехал на капитана, но, впрочем, если бы это случилось, не стал бы особенно переживать. Затем Джон Грейди крикнул чарро, чтобы тот отвязал веревку от столба у двери и передал ему конец. Он уже успел понять, что между чарро и капитаном пробежала кошка. Когда чарро подошел с веревкой, он велел привязать конец к капитановым наручникам, и чарро беспрекословно выполнил распоряжение, после чего отошел в сторону.