Говорю, торгуешь скотом? У них такие же.

Нет, просто другого нет.

А я подумал, не торгует ли парень скотом. И давно там стоял?

Несколько минут.

Шофер показал правой рукой на приборную доску, где светился оранжевый диск

Вон печка. Только греет так себе. Чувствуешь?

По-моему, греет неплохо.

Шофер махнул левой на серый зловещий рассвет.

Видишь?

Угу.

Ненавижу зиму. Ума не приложу, какой от зим толк. А ты не из разговорчивых, верно?

Вроде бы нет.

Полезная черта.

Через два часа показался Брейди. Проехав через весь город, шофер высадил Джона Грейди на противоположной окраине.

Во Фредриксбурге оставайся на Восемьдесят седьмом шоссе, а то, если попадешь на Девяносто второе, тебя за милую душу увезут в Остин. Понял?

Да. Большое спасибо.

Джон Грейди захлопнул за собой дверцу, шофер махнул ему рукой, развернул грузовик и укатил. На шоссе показался еще один грузовик. Джон Грейди проголосовал и, когда машина остановилась, залез в кабину.

Когда они переезжали реку Сан-Саба, пошел снег. Снег шел на плато Эдсарду, падал на известняки в Балконесе. Джон Грейди смотрел перед собой. Вовсю трудились «дворники», вокруг играла метель. По краям черного фальтового полотна стала образовываться белая пленка, а мост через зеленые воды Педерналеса обледенел. На мескитах вдоль шоссе повисли белые грозди. Шофер сидел за рулем чуть сгорбившись, что-то тихо напевая себе под нос. В три часа они въехали в Сан-Антонио. Метель бушевала с прежней силой. Джон Грейди поблагодарил шофера, выбрался из кабины и пошел по улице. Увидев кафе, он завернул в него, подошел к стойке сел на табурет и саквояж поставил на пол рядом. Взял с подставки меню, раскрыл его, перевел взгляд на часы на стене. Официантка поставила перед ним стакан воды

Здесь такое же время, как и в Сан-Анджело?

Так и знала, что ты ляпнешь что-то этакое! Такой уж у тебя вид.

Как все-таки насчет времени?

А я почем знаю? В жизни не была в Сан-Анджело. Есть будешь?

Дайте мне, пожалуйста, чизбургер и шоколадный коктейль.

Ты приехал на родео?

Нет.

Время тут такое же, сказал человек, одиноко сидевший у другого конца стойки.

Джон Грейди поблагодарил его, а тот повторил, что время тут такое же.

Официантка записала заказ Джона Грейди в блокнотик и удалилась.

Раз приехал, значит, надо, пробормотал Джон Грейди.

Он бродил по городу под снегопадом. Стемнело рано. Он стоял на мосту Коммерс-стрит и смотрел, как снег падает в темную воду, бесследно растворяясь в ней. Припаркованные машины обзавелись белыми шапками. С наступлением темноты движение транспорта почти полностью прекратилось. Только изредка проезжало такси или грузовик с включенными фарами, свет от которых еле-еле пробивал белую пеленy. Мягко шуршали по снегу шины. Отыскав на Мартин-Стрит отделение ИМКА, Джон Грейди снял номер за два доллара. Он поднялся на второй этаж, вошел в номер, стащил сапоги, поставил их сушиться к батарее, потом снял и развесил носки, бросил куртку на стул, а сам растянулся на кровати, накрыв лицо шляпой. Без десяти восемь он стоял у театральной кассы и чистой рубашке и с деньгами в кулаке. За доллар двадцать пять центов он приобрел билет в третьем ряду балкона. Девушка-кассирша уверила его, что оттуда все отлично видно.

Он поблагодарил ее, отдал билет капельдинеру, который проводил его до устланной ковром лестницы. И вернул билет. Джон Грейди поднялся наверх, отыскал свое место и сел, положив шляпу на колени. Театр был заполнен наполовину. Когда огни стали гаснуть, его соседи начали вставать и перебираться в партер. Тут подняли занавес, на сцене появилась его мать и заговорила с женщиной, сидевшей в кресле.

В антракте Джон Грейди надел шляпу и спустился в фойе. Спрятавшись в нише с позолоченными стенами, он свернул сигарету, а потом долго стоял, упершись в стену подошвой, и курил, а проходившие мимо зрители поглядывали на него с удивлением.