В Москву старший лейтенант Молодый ехал своим ходом, на трофейном легковом автомобиле. Боялся не успеть на вступительные экзамены в вуз.

Надо было быть настоящим авантюристом и безумно храбрым человеком, чтобы в одиночку пуститься в столь опасное путешествие по разбитым войной дорогам, в условиях разгула уголовного элемента, разного рода националистических банд, групп недобитых фашистов и дезертиров. Даже в лесок порой было не отойти: мин неснятых много там еще оставалось. Можно только догадываться, какие чувства испытывал офицер, проезжая те самые места, где он сам воевал несколько лет тому назад: Белоруссию, Смоленщину, Подмосковье. Повсюду видны были свежие солдатские могилы, слегка заросшие и осыпавшиеся воронки, траншеи, сожженные деревни, ржавеющая в полях разбитая техника…

Из документов на машину имелась только подписанная командиром части «дарственная». Ну и пистолет наверняка был припрятан «на всякий пожарный». Но обошлось без приключений, недаром сослуживцы считали его везучим. И только на въезде в столицу Молодого остановил наряд военной автоинспекции. Люди в форме осмотрели машину, повертели порядком затертую на сгибах «дарственную» и без лишних церемоний изъяли транспортное средство, впрочем, обещав вернуть его сразу же после оформления «положенных бумаг». Фронтовик лишь улыбнулся в ответ и махнул рукой: «Если с машиной какие-то проблемы, берите, не жалко! Я до дома на ней уже доехал быстрей, чем на поезде, и больше она мне в принципе ни к чему!» Такой уж он был: щедрый, добрый, широкой души, отходчивый и незлопамятный человек… Жаловаться или скандалить не стал, хотя и имел на то полное право. Но ему тогда было не до «трофеев».

Открывалась новая яркая страница в героической биографии Конона Молодого: учеба в Московском института внешней торговли, направление на работу во внешнюю разведку органов государственной безопасности и длительная и успешная работа за рубежом в качестве руководителя нелегальной резидентуры.

В течение шести лет нелегальная резидентура Молодого успешно добывала ценную секретную документальную информацию Адмиралтейства Великобритании и военно-морских сил НАТО, касающуюся, в частности, английских программ разработки вооружений, в том числе — ракетного оружия.

Значительно позже, уже после окончательного возвращения в Москву, Молодый в узком кругу друзей отмечал:

«Из двенадцати мальчишек моего класса в живых после войны остался я один. Могу ли я это забыть?

Не хочу больше войны! Эта идея давала мне силы. Если угодно, она несла и романтический заряд, без которого, будучи по натуре сухим рационалистом, я бы не стал работать в разведке.

Иногда думал о том, правильно ли сделал, что не пошел по стопам родителей: отец — физик, мать — врач, и все родственники-мужчины — физики, женщины — врачи. Но в сороковом ушел в армию, потом в сорок шестом вернулся, и мне отсоветовали заниматься физикой: вроде бы утрачен темп, как у шахматистов. Поздно! Вот и стал гуманитарием, если полагать мою нынешнюю профессию и не точной, и не естественной, да и вообще — наукой ли?

Впрочем, я так устроен, что никогда не жалею об уже свершенном и не мечтаю попусту. Мои коллеги относят меня тем не менее не к грубым реалистам, а к реалистам с «романтической прожилкой». Ошибаются? Нет?»

Глава третья

СТАНОВЛЕНИЕ РАЗВЕДЧИКА-НЕЛЕГАЛА

Разведка — это не приключенчество, не какое-либо трюкачество, не увеселительные поездки за границу, а прежде всего кропотливый и тяжелый труд, требующий больших усилий, напряжения, упорства и выдержки, воли, серьезных знаний и большого мастерства.

Итак, в первом послевоенном 1946 году 24-летний офицер лейтенант Молодый, имевший за плечами школу-десятилетку, практически свободно владевший иностранными языками, прошедший войну от первого ее дня до последнего, демобилизовался из армии.