Поверх ее головы Джонатан бросает взгляд на собственное отражение в зеркале. Коротко стриженные светлые вьющиеся волосы, щеки, подернутые утренней щетиной, голубые мечтательные глаза. Он сам себе улыбается. Кто устоит перед этой улыбкой — невинной, восторженной и победной?
— Отгадайте загадку, если вы такая умная, — говорит он, точно высчитав, сколько времени осталось до его этажа.
Она вскидывает голову. Под неоновым светом он читает морщинки и крошечные трещинки на ее губах, словно карту мира. Лифт, вздрогнув, останавливается. На панели горит цифра 4, металлические двери начинают раздвигаться. Джонатан придерживает их рукой. И загадывает свою загадку, пристально глядя объекту прямо в глаза:
— Супруги-американцы усыновили ребенка из сиротского приюта в предместье Парижа и увезли его в Калифорнию. Кем он, по-вашему, будет?
— Французом в Америке и американцем в Париже, — невозмутимо отвечает она.
— Браво! Вы заслужили континентальный завтрак.
Она как будто колеблется.
— Соглашайтесь. Вам же до смерти хочется меня разоблачить.
Поворачивается ключ в замке.
Дверь открывается перед ним.
Дверь захлопывается за ней.
Аямэй направляется прямо к окну.
— В первый раз я вижу его с этой высоты, над самыми деревьями. — Она закрывает глаза. — Здесь сразу погружаешься в листву — и в бесконечность. Он великолепен, ваш Люксембургский сад, настоящий лес!
— Спасибо, — с гордостью отвечает Джонатан.
Открыв глаза, она с восхищением всматривается в сад.
— Вон фонтан Медичи… А этот каштан видите? Там я даю уроки каждое утро.
— Я знаю. Я купил бинокль, чтобы наблюдать за птицами. И увидел вас. Вот, посмотрите.
— Надеюсь, я вас не разочаровала.
— Вы меня заворожили! Стоит вам поднять меч, вы превращаетесь в змею, пантеру, орлицу. В существо звериной породы — гибкое, легкое, опасное.
— Умеете вы льстить, — бросает она, не отрывая глаз от бинокля.
— Лжец, льстец — неужто мужчина так гнусен?
Она возвращает ему бинокль, смотрит пристально, улыбается.
— А как по-вашему? Что вы думаете о мужчинах?
Он уходит от ответа:
— Поговорим лучше о вас. Чем больше вы молчите, тем больше себя выдаете. У вас есть своя история, есть прошлое. От вас веет чем-то необычным.
— Я… шпионка.
— Действительно. Я и забыл.
Ничего не поделаешь, она хорошо защищается. Надо пересматривать тактику, и Джонатан меняет тему:
— Пойдемте, я покажу вам квартиру… Здесь моя спальня.
— В нашем доме отлично работают камины. Я дам вам телефон трубочиста.
— У меня здесь три камина, я хочу затопить их как можно скорее… А это что-то вроде кладовки. Пока здесь жуткий кавардак. Я устрою в ней библиотеку. Видите Эйфелеву башню?
— Скоро распустятся листья на каштанах, и вам ее не будет видно. Придется подниматься ко мне.
— Неужели надо так долго ждать? Я имею в виду, чтобы посмотреть на вашу Эйфелеву башню?
Она отводит глаза.
— Это вы? Можно?
Она смотрит на стопку фотографий, которые Джонатан оставил на письменном столе, готовясь к этому «визиту экспромтом». Он стоит во весь рост на доске для серфинга — бронзовый торс, стальные мускулы, — скользя по длинному гребню волны.
— Это прошлым летом на Бали.
— Как красиво!
— Спасибо.
— У вас очень красивое тело, — уточняет она.
— Спасибо!
— Кто же вы — неутомимый путешественник или серфингист в погоне за большими волнами?
— Ни то ни другое, — вздыхает он. |