Изменить размер шрифта - +
- Но я же смог перейти с одного берега на другой. Должна же существовать тропа от одного берега к другому? Должны же
     Существовать мосты? А если их нет, то их нужно возводить>.
     И тут же Филипп зло оборвал себя. Он до боли в суставах сжал кулаки и вспомнил свирепый взгляд старого Гильома Реньяра, брошенный на него из-под косматых бровей. Он вспомнил нацеленный пистолет и огонь, полыхнувший из
     Ствола. Вспомнил, как отец покачнулся и рухнул на стерню, крикнув перед смертью: <Беги! Беги, Филипп!>
     И он, как заученную молитву, повторил:
     - Беги, беги, Филипп!
     - Тогда я убежал, - прошептал Филипп, - но теперь мне не к лицу бегать, я отомщу за тебя, отец.
     Выбравшись на другой берег, он отыскал своего коня, беззаботно пасущегося на лужайке, вскочил в седло и помчался к своему дому.
     Небо словно вторило мрачным мыслям Филиппа и быстро темнело. Из-за холмов плыли тяжелые мохнатые тучи, готовые вот-вот разразиться проливным дождем. Как ни торопил Филипп своего коня, все равно не успел добраться домой сухим. Дождь хлынул как из ведра. Казалось, с неба низвергается водопад. Филипп мгновенно
     Промок до нитки, но его мокрые губы все равно продолжали шептать одно слово, прохладное на вкус и горьковатое:
     - Констанция! Констанция!
     И тут же он добавлял, будто бы бередя раны, будто бы добавляя в бокал терпкого вина яд:
     - Констанция Реньяр! Реньяр! И почему, почему ты не родилась в другом доме? Почему ты носишь это ненавистное имя? Почему между нами кровь моего отца и кровь двух его братьев?
     Наконец, промокший до нитки, продрогший, он добрался до дома, быстро снял с лошади седло и завел ее в конюшню. Прикрываясь седлом от дождя, хотя и понимая, что это ни к чему, Филипп вошел в дом и сразу же, бросив у порога сумку с рыбой на пол, двинулся к жарко пылающему очагу.
     - Ну ты и вымок! - сказала сестра, продолжая стряпать.
     - Да, погода разбушевалась.
     - А рыбу ты привез?
     - Конечно, посмотри в сумке. Сестра тут же подняла тяжелую кожаную сумку и заглянула внутрь.
     - О, да ты, Филипп, замечательный рыбак! Две такие огромные рыбы! Значит, ты еще не забыл, чему тебя учил отец.
     - Нет, я ничего не забыл. У меня такая память,сестра, что я помню все до мельчайших подробностей. Я помню тот день, когда убили отца.
     - Не надо, не надо об этом, Филипп. Мать может услышать, расплачется, и тогда ты ее ничем не успокоишь.
     Она тут же отложила свою стряпню и принялась чистить рыбу.Когда девушка закончила, она строго посмотрела на брата, и на ее губах появилась улыбка, и до этого не очень приветливое лицо Лилиан преобразилось и засияло, как пышный букет, украшающий унылую комнату.
     - Давай брат, раздевайся, ведь ты весь промок до нитки и дрожишь как воробей.
     И тут же Филипп вспомнил Констанцию. Его мрачное лицо мгновенно прояснилось.
     - Чему ты улыбаешься? - обратилась к нему сестра.
     - Да так, подумал о воробье, - отшутился Филипп.
     - Раздевайся скорее, а то простынешь. И садись ближе к огню.
     Филипп стаскивал с себя мокрую одежду, но улыбка не сходила с его лица.
     - Мне кажется, что ты, Филипп, что-то от меня скрываешь, что-то произошло в твоей жизни.
     - Да ничего я не скрываю, - буркнул Филипп.
Быстрый переход