Тревельян моргнул, иллюзия исчезла, и его взгляд потянулся к тоннелю, что вел в казармы. До входа было метров двести, но он различил крохотную фигурку стоявшего там часового – жвалы с острыми кончиками, разведенные в стороны глазные стебли, секиру в верхних конечностях. Неощутимая доля секунды, и он очутился среди каменных стен, за спиною стража. Он знал, чего ожидать, и все же шок был неизбежен.

Тоннель, казавшийся прежде таким широким, таким просторным… Сейчас Ивар чуть не упирался в свод макушкой и, растопырив локти, мог коснуться стен. Пещера за тоннелем, огромная, величественная, с высоким потолком, что тонул во мраке – теперь скромных размеров залец с грубыми, кое-где кривоватыми колоннами и множеством темных дыр, ведущих в глубь горы, в проходы лабиринта. А главное – доблестный туа па, что несет охрану! Грозный воин в железном доспехе, с секирой, с окованными металлом шпорами!.. Он доставал Ивару до колена и выглядел неуклюжим подземным карликом, пародией на сказочного гнома. Но у земных гномов, как помнилось Тревельяну, топоры были все же побольше, а сами гномы – ростом повыше.

Однако этот жестокий народец являлся разумным и попадал в сферу интересов ФРИК. Тревельян, конечно, не надеялся дожить до времен, когда архи покинут подземелья, возведут небоскребы, проложат железные дороги и устремятся к звездам. Но увидеть на этой планете поля, стада и изобилие пищи он твердо рассчитывал, надеясь, что в этом дивном будущем тут перестанут есть своих сограждан, особенно тех, что приплыли, на свое несчастье, из-за моря.

«Что за мрачные мысли? Ты и до небоскребов доживешь, – обнадежил его Командор. – Подселишься ко мне, когда придет твой час, а кристалл достанется внукам… Как-нибудь уживемся вместе».

«Ужились бы, но я не того масштаба личность, чтобы попасть в Колумбарий Славы, – возразил Тревельян. – У меня, дед, твоих заслуг не имеется и внуков тоже».

«Все впереди, голубь мой, все впереди. Но о внуках или хотя бы о детишках пора побеспокоиться. С меня бери пример! Пять сыновей, шесть дочек, а ведь дома я бывал раз в год по обещанию. Служба! А ты ведь у нас крейсером не командуешь».

Вздохнув, Тревельян надвинул капюшон плаща.

«Не командую. У меня небольшая исследовательская станция, тридцать семь сотрудников, и одного я потерял. Давай-ка его отыщем».

С этими словами он пересек зал с колоннами и углубился в тоннель, где почивала синяя рота. В его стенах зияли щели, ведущие к спальным норам, и из них не доносилось ни звука. Идти пришлось согнувшись, но капюшон все равно задевал камни, что торчали тут и там из неровного потолка. В узком проходе плащ, в общем-то, был бесполезен – повстречай он здесь гвардейца, тот бы мимо не прошел, а уткнулся прямо в колени Ивара. Но архи спали, и просыпаться среди ночи было не в их правилах.

Отсчитывая щель за щелью, он нашел нужный закуток, ползком протиснулся в него и услышал хрип и скрежет Кривой Шпоры. Камера оказалась крохотной, два с половиной на два метра; слева – гамаки Хау и Хеса Фья, справа – Оси и Тоса Фиута. Тревельян сел на пол – выпрямиться тут он не мог – и уставился на своего ментального симбионта. Впервые он видел его со стороны и решил, что Хес Фья изящен и даже красив – само собой, по местным меркам.