«Золотоискательницы» прилетали с конкретной целью подцепить богатого кавалера. Скажи такой, что она только и метит в содержанки – недолго и по физиономии схлопотать. Потому, хотя бы, что правда глаза колет всегда и всем.

Впрочем, от чаевых не отказывались и «золотоискательницы». А «хвастунишки», разумеется, не упускали шанс обзавестись спонсором.

Короче, идея приехать «в Париж с женой» казалась довольно удачной. До тех пор, пока Рис (в сопровождении Бернадетт, а как же) не пришел в «88».

Рису Хаузеру нравился этот бар. В сущности, лет семь назад, когда его впервые и совершенно случайно занесло в «Семирамис», именно «88», расположенный на верхнем, восьмом ярусе, перетянул чашу весов в сторону этого конкретного отеля. Рису здесь с самого первого визита пришлось по вкусу буквально всё.

Отсутствие лишнего, сбивающего с толку цвета. Чёрная барная стойка в центре. Белые свечи на белых столах, плавающие в чашах, выточенных из цельных кусков чёрного вулканического стекла. Парящая над стойкой платформа, на которой царственно располагался рояль, давший название бару. И то, что музыка всегда была исключительно «живой».

Спокойная, ненавязчивая, она позволяла расслабиться и в то же время не мешала сосредоточиться на серьёзном. Сегодня, кстати, к мягким перепевам клавиш добавился лёгкий, всепроникающий ритм, создаваемый баритоновым саксофоном, контрабасом и барабанами.

А ещё сегодня в «88» оказалось непривычно много народу. В обычный вечер заполнялась едва ли половина столиков: Том Хельгенбергер Старший считал, что людям среднего достатка здесь делать нечего, для них – бары и рестораны на нижних ярусах. Серьёзные же клиенты должны иметь возможность отрешиться от толпы.

Как следствие, «88» был самым дорогим заведением и без того недешёвого отеля. Платы за пару здешних коктейлей вполне хватило бы на достойный ужин для двоих – ярусе, скажем, на втором. Даже, пожалуй, на третьем. И немногочисленными посетителями жемчужины Руби были, как правило, люди, ценившие своё удовольствие больше денег. Которые считали так хорошо, что, в принципе, имели возможность вовсе не считать.

Ну и те, кто, как сам Рис, позволяли себе побыть эстетствующими сибаритами редко, зато от души.

Сейчас же давний знакомец, бармен Серхио, лишь руками развёл: свободные места остались только у стойки. Кстати, и сам Серхио, против всех и всяческих правил, был за стойкой не один: взмокший помощник носился, как подросток, получивший при попытке добраться до девчонки добрый заряд соли пониже спины от бдительного папаши.

Причина этого (как и изменения в звуковом сопровождении) обнаружилась практически сразу. Затянутая в короткое чёрное платье, с волосами всех оттенков пламени свечи, она скользила… текла… танцевала… в общем, перемещалась по залу.

И делала это так, что отсутствие свободных столиков сразу становилось объяснимым. Как и наличие ещё пары сбивающихся с ног девиц, служивших, похоже, передаточными звеньями между рыжей официанткой и тихо сатанеющими барменами.

– «Шоты» разлетаются, как пирожки на ярмарке, – ухмыльнулся Серхио в ответ на ироничный взгляд Риса.

Ну да, пожалуй… чем меньше порция, тем чаще подойдет к столику рыжая… а оно того стоило. Даже несмотря на то, что покамест Рис видел девицу только со спины. Рядом ощутимо напряглась Бернадетт. Да и чёрт с ней.

Конечно, нехорошо в присутствии «своей», пусть даже щедро оплаченной, женщины пялиться на посторонние ноги. Вот только дело-то заключалось в том, что Хаузера заинтересовали не ножки (при всей их несомненной привлекательности), а туфли на них.