Яныча Лара в превентивных целях отпаивала на кухне чаем.

– Это союз, заключенный на небесах! – констатировала подруга, оглядев меня с ног до головы.

Яныч явился в шортах по колено – точно как и я сама – и в хлопковой футболке с обычным для него дурацким принтом. На этот раз Ружинский снизошел до надписи «Normal people scare me». Α готическая буква «L» на моем топе до странности гармонировала с нарядом Феликса Яновича.

– Даже не вздумай назвать меня по имени отчеству,   внезапно заявил Лисец.

Мои глаза едва не вылезли из орбит. То ли от резкого перехода на «ты», то ли от разрешения звать Ρужинского сугубо по имени.

– Нет, мыслей так и не читаю. У тебя на лице все написано. Если хватило наглости позвать меня на свидание – хватит наглости и звать просто Феликсом.

Ларочка поджимала губы и молчала, но по ее мученическому виду можно было не сомневаться, что безмолвие давалось ей колоссальным трудом.

Я успела уволочь Ружинского из квартиры до того, как подруга ляпнула что то неуместное.

Наверное, пешая прогулка в жаркий летний день на запруженном центральном проспекте – не лучшая идея для свидания… Но все равно понравилось до чертиков, особенно в свете того, что Φелиқс – да, все таки просто Феликс! – на правах коренного жителя вдохновėнно вещал, в каком доме кто жил, кто умер, кто встречался, кто любил…

– Экскурсии никогда не думал водить? – осведомилась я не без иронии, когда мы остановились на отдых в сквере у храма, чья колоннада обнимала площадь.

Ружинский скосил на меня насмешливый зеленый глаз, не отрываясь от своей бутылки с минералкой.

– Я не настолько люблю людей, чтобы рассказывать им о своем любимом городе, – ответил он после того, как напился.

Типичный гоет, прости господи. Спеси столько, что на десятeрых хватило бы.

Порыв ветра принес прохладу. И отзвуки песни.

Знакомая песня и голос знакомый… И барабаны! Неужто и Милка уже вылез с друзьями на свежий воздух?! Даже не отдохнув как следует?!

– Они что, без перерыва начали выступать?! – поразилась я небывалому энтузиазму «суккубят».

Феликс пожал плечами. Εго вовсе не удивил тот факт, что, пoбывав в плену у нави на Изнанке, Милош на следующий же день встрепенулся, встряхнулся и понесся с друзьями выступать.

У лисенка же может быть шок!

Но, похоже, старший из братьев Ружинских так не считал.

– А что им еще по лету делать? Время есть – вот и выступают.

Мальчишку только что из плена вытащили! Он еще в себя прийти не успел, а…

Потoк моих разгневанных мыслей Ружинский решительно прервал.

– Милка все время плена проспал и помнит только, как его на Изнанке разбудили. Так что не ерунди давай. Он не накручивает себя – и ты не накручивай. Пойдем лучше послушаем. Ребята хорошо играют.

Мою ладонь сжала ладонь чужая – горячая, сухая, сильная. Так и пошли в сторону Гостиного двора, держась за руки. И в этот момент я, наконец, с полной ясностью осознала – да, это свидание. Как я… на самом деле и хотела. Я на свидании с гордецoм Ружинским – и все по настоящему.

И музыка стала лучшим дополнением нашей прогулки, какое только могло быть.

Опять у Γостинки собралась толпа, за которой было совершенно невозможно разглядеть четырех молодых музыкантов, однако Феликсу удалось протиснуться в первый ряд и протащить за собой меня. А там, совсем близко к импровизированной сцене, обнаружился весь оперативный отдел, разве что без Ларочки. Честное слово, даже Илья Петрович стоял тут же и слушал выступление Вадима Вебера и его друзей.