– Продолжайте, – пригласил он.

– Он стал вести себя странно, – начала леди Патрисия, – около месяца назад. С тех самых пор, как впервые увидел это.

Из-под пальто она извлекла экземпляр известного художественного еженедельника консервативно-снобистского толка и развернула его. Она пролистала газету до раздела объявлений. Кончиком алого ногтя она указала на одно из объявлений, набранное жирным чёрным шрифтом. Оно гласило просто:

Уильям и Вильгельмина Вильсон, 250А, Пикадилли

И больше ничего.

– Объявление напечатано лишь в лучших газетах, – уверила девушка. – И как только Фрэнки его видит, он сходит с ума.

Полковник Марч нахмурился.

– И чем же, – спросил он, – занимаются Уильям и Вильгельмина Вильсон?

– Вот в том-то и дело! Я не имею понятия.

– Но если у них законное дело, они должны быть внесены в реестр?

– А они – нет. – Её верхняя губа торжествующе поднялась. – Я знаю, потому что мы отправили за Фрэнки частного детектива. И детектив уверяет, что они продают пылесосы.

Хотя инспектор Робертс в отчаянии прекратил попытки вести записи, полковник Марч воспрянул с обновлённым интересом. Он продолжал покачиваться возле огня и выпускать дым из своей короткой трубки.

– Всё началось, – продолжила она, – однажды вечером, когда я дожидалась его в автомобиле у Палаты общин. Он стоял на ступеньках входа и нескончаемо говорил с этой ужасной лейбористской свиньёй – не знаю его имени. Он просто не спускался, сколько бы я ему ни махала. Когда же он соизволил присоединиться ко мне, он смотрел на меня странным взглядом и велел шофёру остановиться у ближайшего газетного киоска. Там он вышел и купил номер этой газеты.

Она продемонстрировала,

– Я не могла разобрать, что именно он высматривает. Но я знала, что с ним что-то не так. Я спросила его, может ли он проявлять хоть немного интереса в том, что я для него делаю. Хотя бы посетить концерт камерной музыки, который я организовала в тот день, где трио Хулио будет представлять нарезки из произведений современных мастеров. А он ответил… – И что же? – спросил полковник Марч.

– Он сказал: ”К чёрту всех современных мастеров”. А это просто несправедливо, ведь Хулио на пике своей формы в этом сезоне.

– Да ну?

– Потом я застала его вырезающим вот это объявление из газеты. Это могло ничего не значить, и я позабыла о случившемся. Но буквально неделю назад я вновь увидела, как он его вырезает, на сей раз из ”Таймс”. Так что, – объяснила леди Патрисия, – я решила выяснить, что есть эти ”Уильям и Вильгельмина Вильсон“ на самом деле. Вчера я нанесла им визит.

Её глаза приняли проницательный, задумчивый вид.

– Кем бы они ни были, – медленно произнесла она, – денег у них немерено. Я ожидала, что это будет какая-то задрипаная старая комната, понимаете. Но нет! Боже мой, они работают в громадном новом офисном здании прямо напротив Грин-Парка. Это настолько по-деловому: совершенно непонятно для меня. Вы поднимаетесь на лифте, а там широкий мраморный коридор и стеклянная дверь с табличкой ”Уильям и Вильгельмина ВИЛЬСОН“ на ней.

Было видно, что она с трудом подавляет гнев. Как будто вспомнив, что надо быть женственной, леди Патрисия подняла пекинеса, потрясла им в воздухе и посюсюкала ему своими соблазнительными губами; пёс старательно сдувал из своих глаз попавшую туда шерсть и выглядел совершенно незаинтересованным.

– Я открыла дверь, – сказал она, – и там была большая гостиная. Пустая. Там были неплохие бронзовые статуэтки и гравюры. Я позвала. Я постучала по столу. Но никто не явился. И вот, когда я думала, что делать дальше, мой Флопит – прелестное создание, не правда ли? – заметил другую дверь и начал на неё лаять.